Особенно,... 
32 
Когда пришел Эжен, тоже утомленный и хмурый, Мари решила с ним поговорить, но он первым зада вопрос:
— Как прошел день?
— Было тяжело, — решилась признаться Мари, — очень жарко и душно.
Он понимающе кивнул:
— Это с непривычки. Надо потерпеть. Потом станет легче.
«Но ради чего привыкать?» — подумала Мари, глядя ему в глаза и зная, что от него не получит ответа. Если б они были здесь одни, если б он сел рядом с нею, обнял ее и утешил, возможно, ей стало бы легче, но… Интересно, как поступил бы Кристиан, который больше половины жизни наблюдал исковерканные женские судьбы?
В ближайший выходной Мари наконец-то смоги увидеть Париж.
Город располагался в центре прекрасной долины, словно на дне огромной чаши, и крыши его домов и купола соборов горели на небе огромными серебряными звездами. Девушке понравились обсаженные вековыми вязами, каштанами и платанами Елисейские Поля, понравилась делившая город на две части, мягко изгибавшаяся Сена. Горизонт тонул в зыбком мареве, и Мари чудилось, будто этот огромный, непредсказуемый город видит свой собственный, временами тяжкий, а иногда дивный сон. Тот Париж, который она видела сейчас, окутывала атмосфера изысканного благородства, ему было свойственно какое-то особое, царственное величие.
Мари, островитянке, было присуще замечательное качество: она умела наслаждаться увиденным, была наблюдательна, обладала способностью замечать мелочи и находить прекрасное в простом. Она шла по улицам, и ее щеки разрумянились, а глаза сияли; она смотрела на большие окна, скульптурные украшения и сверкающие крыши домов, прелестные цветники, изящные гипсовые фонтаны, на снующих людей и изредка задавала мужу вопросы.
Он мало что знал, но Мари не отчаивалась: ее любопытство было вполне удовлетворено увиденным. Ее завораживало соседство естественной красоты с великолепием, созданным человеческими руками. Ей понравились даже извилистые темные улочки, разбросанные между Дворцом правосудия и Нотр-Дам.
Разумеется, девушку поразили туалеты дам и костюмы мужчин. Наряды Шанталь казались простыми и бедными по сравнению с той роскошью, которую она созерцала вокруг. Эта роскошь была частью чего-то великого, грандиозного — частью огромного живописного полотна, созданного нравами и временем.
Признаться, Мари не могла отличить аристократок от продажных женщин. Много позднее она услышала выражение: «В Париже светские дамы смахивают на кокоток, а кокотки стремятся походить на светских дам».
Девушке не пришло в голову попросить Эжена купить ей что-нибудь, ведь они еще не получили денег, и когда вечером соседка Луиза — та, что взяла гребень, — спросила: «Что, небось, получила кучу подарков от своего муженька?», ответила:
— Нет. Мы ничего не купили.
Луиза рассмеялась и заметила:
— Я бы на твоем месте не подпускала его к себе!
— Он мой муж.
— Ну и что? Пока тебе есть чем гордиться, требуй свое и для себя!
— Требовать? У нас не такие отношения.
— И зря. Да ты, похоже, совсем не знаешь мужчин. Пока ты молода и красива, они восхищаются тобой, а как начнешь увядать, не поскупятся на оскорбления. Твой муж, должно быть, пошел выпить пива, а тебе сказал: «Не скучай»? Вернется — получишь поцелуй, но это пока. Со временем дойдет до оплеухи.
— А ты-то откуда знаешь? — не выдержала Мари. — Ты же не замужем.
— Была! — отрезала Луиза. Ее глаза лихорадочно сверкали. — Был у меня и ребенок, да умер.
— Все равно, — прошептала Мари, — ты не должна так говорить. Ты… ты просто завидуешь мне!
— Пока — да, — все так же резко отвечала соседка. — А там посмотрим.
— Зачем ты сюда приехала? — вставила слушавшая их разговор Франсуаза. — Что у тебя есть такого, чем ты могла бы покорить Париж? Какие таланты?
— Красота, — ответила за Мари Луиза и засмеялась.
— Красота — не талант.
— Почему нет? Только это опасный талант.
— Пожалуй, — согласилась Франсуаза, — особенно если ничего нет ни в кармане, ни за душой!
Мари ничего не сказала. Она знала, что рвалась! сюда не за нарядами, не за призрачной столичной роскошью: ей было тесно на острове. Но, как ни странно, здесь стало еще труднее, потому что, как выяснилось, в привычном, знакомом с детства мире было проще мыслить и легче дышать.
Глава 7
Наступила весна — дни стояли прозрачные, хотя еще холодные. На бирюзовом небе резко выделялись черные трубы и облезлые стены фабрики. И все же на душе стало веселее. По улицам неслись экипажи, кричали разносчики съестного, тепло и сладко пахло из ресторанов и кофеен, ярко сверкали окна в домах, и над людной улицей разливался звон колоколов. Дамы обновляли туалеты в соответствии с новой модой, и, казалось, весна разбудила не только солнце, но и улыбки.
32 
