Глава IV

О КАМНЯХ И НЕ ТОЛЬКО О НИХ

Он всегда просыпался чутко, а уж в последнее время… Открыл глаза. Небо за высоким окном было уже синеватым, рассветным, Канилла стояла у постели, смотрела на него ласково и печально. Увидев, что он проснулся, бледно улыбнулась, наклонилась, приложила палец к его губам и сказала тихо:

— Это был первый и единственный раз, и мы никогда больше об этом не вспомним. Правда?

— Слово короля, — сказал Сварог. — Спасибо, Кани. Слов не могу подобрать…

— И не нужно, — сказала она, полное впечатление, заботливо. — Я бы для вас что угодно сделала, к чему тут слова… — и улыбнулась чуточку веселее. — Ну вот, бабушка была права, вы ни капельки не похожи на себя вчерашнего, совершенно такой, как всегда… Я пойду, пожалуй, скоро начинается рабочий день, а мне еще снять с компьютеров то, что вчера обговаривали…

— Действительно, — сказал Сварог. — Как бы не увидел кто…

Канилла улыбнулась:

— Мы же одни во всем здании. И моя комната как раз напротив.

«Ай да комендант, служака с непроницаемой рожей, — подумал Сварог. — Поди, угадай, что творилось у него в голове, когда он отвел ему номер как раз напротив комнаты Каниллы. Ну, всегда было впечатление, что он умнее, чем старается показать… Да ладно. Что бы он там себе ни решил, молчать будет, как рыба… Верный человек и жизнь понимает так, как ее кое в чем понимают только военные…»

Хотелось сказать что-то нежное и теплое, но он не находил слов. Канилла произнесла просто:

— До встречи на службе, командир…

Грациозно повернулась и пошла к двери. Сварог смотрел ей вслед, и такова уж мужская натура, что он не чувствовал ни раскаяния, ни стыда — только легкую грусть оттого, что это никогда не повторится, а оно ведь никогда не повторится, Канилла свое слово держит железно, да и сам он не стал бы пытаться ни за что…

Когда за Каниллой защелкнулся замок, он посмотрел на часы. Времени было достаточно — и выпить кофе, и быстренько пройтись по зданию — вдруг есть что-то новое? — и к Канцлеру он успевал распрекрасно. Извлек из воздуха большую кружку кофе, глиняную, пузатую — сейчас не до гурманства, а кофе он давно уже «настроил» именно такой, какой любил, в меру крепкий, не особенно горячий, без сахара. Подумав, поставил ее на столик и прошлепал босыми ногами к высокому зеркалу, по пути движением пальца включив свет. Присмотрелся к себе.

Все так и есть: ничего похожего на понурого типа с потухшим взглядом, плетущегося вчера по коридору научного здания. Такой, как всегда — ну, разве что в глубине глаз затаилось что-то, отсветы тоски и грусти. Что поделать, есть вещи, с которыми и дриада не в состоянии справиться. Но вот жечь душу перестало, как жгло все прошлые дни. Теперь работать и работать, лучшего лекарства не придумано…

Когда он вышел на крыльцо — собранный и деловой начальник девятого стола, готовый яростно работать с самыми головоломными загадками, уже совсем рассвело.

«Они, в первую очередь, мне не простили бы, превратись я в медузу, — подумал Сварог, — все они успели проникнуться тем самым цинизмом войны, что людям, в жизни не попадавшим в жестокие переделки, незнаком и способен иных прекраснодушных мечтателей ужаснуть».

Он задержался на крыльце — на посадочную площадку как раз опустился синий с серебром брагант Томи, а там и она вышла, направилась к зданию — упругим шагом человека, знающего, что у него впереди масса серьезных дел. В мундире, на лбу — белая повязка, здесь такого в заводе нет, это чисто таларский военный обычай: так носят неделю траур по погибшим друзьям. Откуда она о нем узнала? Ах да, она же знакома с Гаржаком…

Он не то чтобы избегал девушку в эти дни — просто старался без лишней необходимости с ней не встречаться. Как ни вдалбливал себе, что все это глупость и самовнушение, не мог отделаться от мысли, что Томи смотрит ему вслед и думает: «Почему ты вернулся, а он остался там?». Это не здесь родилось — еще в прошлой жизни он не раз испытывал нечто подобное, когда возвращался из горячих мест, а другие оставались там навсегда. И не он один, ох, не один…

  42