112 
Пересекая холл, Джесс нос к носу столкнулась с Маттом.
– Как дела? – спросил он.
Она ослепительно улыбнулась.
– Прекрасно.
– Ничего не нужно?
– Абсолютно ничего.
– Ленни доволен?
– Похоже.
– Долго еще вчера развлекались?
Ответив, она спохватилась, но было уже поздно:
– А я-то думала, что это как раз ты развлекался.
Он добродушно рассмеялся.
– Тина – мой старый друг, – пояснил он, имея в виду свою вчерашнюю спутницу.
Снова Джесс не удержалась:
– Старый – это в точку сказано.
Матт опять расхохотался:
– А пойдем-ка, перекусим.
И он взял ее под руку, не ожидая отказа.
– Я очень занята.
– Но есть-то надо.
– Я заказала что-то в номер. Мне должны позвонить из Лос-Анджелеса.
– Какая ты трудолюбивая особа.
– Мне нравится моя работа.
– Да, и ты, конечно, очень многое сделала для Ленни.
– Он бы и без меня пробился. Он просто великолепен. Тебе следовало бы это понять еще в первый раз.
Матт насупился. Конечно, Ленни Голден хорош, кто спорит. Но почему Джесс прямо вся светилась, когда говорила о нем? Почему так преображалось ее лицо?
Она спит с ним. У Матта не оставалось никаких сомнений. А из этого следовало, что у него, Матта Трайнера, не было ни малейшего шанса.
Да он и раньше все понял. Понял, когда она вместе с Ленни уехала из Вегаса. И поэтому больше не добивался ее.
– Ну что же. Увидимся позже, – сказал он. – Так тебе точно ничего не нужно?
– Совершенно точно.
«Я его больше не интересую, – подумала она. – Ему на меня наплевать».
Да и стоит ли переживать?
Но она переживала.
– Расскажите мне о вашей матери, – попросил репортер «Роллинг стоунз».
Ленни медленно пережевывал большой кусок гамбургера.
– Что именно вы хотите знать? – спросил он с набитым ртом.
– Ну, ваш отец был комиком – это вы мне говорили. Братьев или сестер у вас нет. Вы перебрались в Нью-Йорк в семнадцать лет, остальное уже известно. Но вы ни разу не упомянули о матери. Она жива?
Какой соблазн избавиться от Алисы. Разделаться с ней в печати и больше никогда не иметь с ней дело. Но Алиса вряд ли смирится. Теперь, когда он прославился, она не имела ничего против тридцатидвухлетнего сына.
– Да, она жива, – сказал он.
– Что она думает о ваших сюжетах? Ваши интермедии на тему матери и сына поразительно безжалостны. Ей они нравятся? Или огорчают? Или?..
Ленни передернул плечами. Пора кончать с этим интервью. Какая к черту разница, что там себе думает Алиса! Она никогда не высказывала своего мнения. Он никогда ее не спрашивал. Единственный услышанный им за все время комментарий сводился к тому, что она посоветовала ему поменьше выражаться.
Он усмехнулся, потянулся.
– Послушайте, если вы хотите это узнать, почему бы вам не расспросить ее саму? – Быстрый взгляд на часы. – Мне пора. Увидимся позже. Вы ведь будете на концерте, верно?
Репортер кивнул и выключил миниатюрный диктофон. Ленни встал, подмигнул крутившейся неподалеку официантке, которая уже успела выпросить у него автограф, и покинул ресторан.
В три часа Олимпия пошла к себе, чтобы начать готовиться к предстоящему вечеру. Витос лежал у себя в номере и распевал голос.
– Оли-импия, – протянул он. – Ка-ак ми-ила.
– Витос, – заявила она твердо, – я приехала в этот противный игорный дворец не для того, чтобы сидеть тут без дела. Объясни, что происходит?
– Завтра я буду узнавать, – широко улыбнулся Витос, усаживаясь.
Он сказал Олимпии, что ожидает прибытия кое-каких бумаг из Испании. И не соврал. Ему срочно требовались документы, подтверждающие ликвидацию брака, но их никак не могли найти.
Она отщипнула виноградину со стола, заваленного фруктами.
– Сколько еще нам здесь торчать? – капризно заныла Олимпия детским голоском.
– Одну неделю.
– Слава Богу, не так уж долго. Кошмарное место.
Ленни надел черный кожаный пиджак, черные брюки в обтяжку, белую рубашку, расстегнув на шее, узкий галстук из черной кожи и белые кроссовки. Его светлые волосы были артистично взлохмачены.
Джесс привстала на цыпочки и чмокнула его в щеку.
– Ты потрясающе выглядишь, – прошептала она.
Он был готов.
Глубокий вдох.
Кровь стучит в висках.
Вперед!
Сидя в зале, Иден гадала, заметит он ее или нет. Вообще-то ее трудно было не заметить. Она расположилась за лучшим столиком – по центру и прямо перед сценой. Ее окружали Пейж и Райдер Вилеры, Куинн Лич, режиссер будущей картины; его всем недовольная, некрасивая подружка; конечно же, Сантино. И еще два его лас-вегасских знакомых.
112 
