Алиса... Действительно нечто особенное. Они никогда не были близки. Мальчишкой она все время дергала его, гоняла с бесконечными поручениями и вообще использовала как личного слугу. За всю свою жизнь она ни разу обеда не приготовила. В то время как другие дети ходили в школу с аккуратными коричневыми сумочками, где лежали домашние сандвичи с мясом, печенье и сыр, он бывал счастлив, если удавалось стянуть яблоко в саду.
– Ты должен учиться самостоятельности, – объявила Алиса, когда ему исполнилось семь лет.
Что ж, он хорошо усвоил урок.
Конечно, с Алисой и Джеком жилось интересно. В их запущенной квартире всегда теснились танцоры и певцы, люди из казино и вообще все, кто имел хоть какое-то отношение к шоу-бизнесу. Веселая жизнь, но в ней не находилось места понятию «детство».
Алиса. Оригинальная личность. Он научился воспринимать ее такой, какая она есть.
Лас-Вегас. Так почему же он вернулся?
Потому что работа есть работа. И, как он и говорил Джесс, ему срочно потребовалось убраться из Нью-Йорка. У него возникли неприятности с полицией после того, как он вырубил какого-то жирного пьяницу, позволившего себе оскорбительные реплики во время выступления Ленни в одном клубе в Сохо. Жирный пьяница оказался бессовестным адвокатом, который, проснувшись на следующее утро с синяком под глазом и разбитой губой, решил отомстить и сразу принялся за дело. Если чего и не хватало Ленни Голдену для полного счастья, так это судебного разбирательства. Он решил, что нет лучшего способа разрешить проблему, чем уехать. К тому же Иден укатила на Западное побережье, и он уже не первый месяц подумывал последовать за ней. Хотя нельзя сказать, что они расстались друзьями.
После Вегаса он намечал двинуть в Лос-Анджелес. Конечно, не только ради встречи с Иден.
Нет, именно ради встречи с Иден.
«Не лги сам себе, придурок. Ты по-прежнему ее любишь».
Лаки подошла к бассейну и задержалась на минуту, выискивая глазами шведа Бертила, ответственного за все происходящее здесь.
Он сразу ее заметил. Да и кто бы не обратил внимания на загорелую гибкую фигурку с самыми длинными во всем городе ногами, одетую в черный закрытый купальник. Но кроме того, она была хозяйкой, и он подобрался и поспешил навстречу Лаки, приветствуя ее с тщательно продуманной смесью уважения и энтузиазма.
– С приездом, мисс Сантанджело.
Она коротко кивнула в ответ и оглядела сборище загорелых тел.
– Спасибо, Бертил. Что-нибудь случилось в мое отсутствие?
– Ничего заслуживающего вашего внимания.
– Тем не менее, – мягко настояла она. – Я хочу знать все.
Немного поколебавшись, он вкратце рассказал о двух спасателях, которые пытались заигрывать с проживающими дамами.
– Их уволили? – спросила она.
– Да, но они хотят подать в суд.
– Вы говорили с нашими адвокатами?
–Да.
– Тогда все в порядке, – удовлетворенно заключила она.
Он проводил ее до шезлонга, и Лаки уселась рядом с бассейном так, чтобы видеть все происходящее вокруг.
– Принесите мне телефон, – попросила она.
Бертил выполнил ее просьбу и удалился.
Она в третий раз набрала номер Джино. Он все еще не появился. Куда он подевался? И почему он не ждал ее возвращения?
ГЛАВА 2
– Олимпия! Ты принцесса. Богиня. Королева.
По золотистому пышному телу Олимпии Станислопулос пробежала судорога наслаждения.
– Еще, Джереми, говори еще!
Английский лорд поудобнее устроился на зрелых формах обнаженной наследницы греческого судовладельца и возобновил поток славословий:
– Твои глаза, как Средиземное море. Твои губы, как драгоценные рубины. Кожа твоя нежнее бархата. Твои...
«А-а!..» – крик экстаза прервал его. Она широко раскинула ноги, потом свела их вместе, до боли крепко сжав бедра любовника. В то же самое время ее длинные и острые ногти оставили глубокие кровавые борозды на его спине.
Крик боли слился с воплем наслаждения.
– Олимпия, да ты что?!
Его жалоба не встретила ни малейшего сочувствия. Небрежным движением она отпихнула его от себя.
– Я еще не кончил, – заныл он.
– Какая жалость, – отрезала она и скатилась с кровати. Олимпия Станислопулос никогда не пользовалась репутацией мягкой и дружелюбной личности. Она быстрым шагом направилась в ванную, захлопнула за собой дверь и уставилась на свое отражение в большом, во всю стену, зеркале.
Толстая! Вся в мерзких, ненавистных складках жира! Со злостью Олимпия ухватила целую пригоршню плоти на боках и даже взвизгнула от ярости. Черт бы побрал этого жулика – французского доктора, который три месяца мучил ее диетой, кинул пару паршивых палок и под конец предъявил счет на тридцать тысяч долларов. Он-то уж точно насмотрелся, как она кончала – и по-всякому. С ненавистью она показала язык своему отражению в зеркале.