Глава 7

Случилось так, что Уэстоны взяли Эйс с собой в Гринвилль за покупками. Девочка доверительно сообщила Нейту, что еще не купила подарок и хотела бы сохранить это в секрете до праздника.

Она была так взволнована предстоящей поездкой вместе со своей новой подругой Брендой, что Нейт не решился сказать ей, что она упустит возможность приготовить печенье с любимой учительницей. Эйс бы не сумела сделать выбор.

Ему следовало бы позвонить и отказаться от встречи, но, только подъезжая к дому Морган, он осознал, что так и не сделал этого.

Это противоречило здравому смыслу. Это противоречило всему, что он знал о жизни — жестокой, тяжелой, которая порой не оставляла ни единого шанса на счастье.

Но, когда Морган открыла дверь, он увидел свет на ее лице. И бессознательно двинулся к ней, как измученный солдат, проведший годы в пороховом дыму.

Час спустя кухня Морган была засыпана мукой и заляпана глазурью. Нейт мог бы поспорить, что на полу глазури было больше, чем на печенье.

И все же, несмотря на то, что Морган была самой лучшей учительницей для своих шестилеток, терпеливой, спокойной, и выполняла все точно по инструкции, эти печенья выглядели на редкость отвратительно.

Нейт взял одну штуку:

— На что это похоже?

— На сосульку? — Морган внимательно изучила выпечку.

— Нет уж, Морган, это выглядит как что-то неприличное. — Нейт в полной мере насладился залившим ее лицо румянцем. — А на вкус неплохо.

Она вздохнула, ведя себя как настоящая мисс Мак-Гир, притворяясь, что воспоминание о поцелуе не висело над ними, как венок из омелы.

— Тебе когда-нибудь говорили, что ты неисправим?

— Ну конечно. — Нейт взял покореженного Санту и откусил ему голову. — Хетоуэй все такие.

— Правда? — Морган обозрела печенье и поняла, что они ни в какое сравнение не идут с теми, что приготовила миссис Уэстон, поэтому без угрызений совести тоже укусила одно. — Расскажи мне о своей семье.

И он рассказал. На кухне Морган, заполненной ароматами выпечки и солнечным светом, Нейт поведал ей о том, каково было расти в семье бедняков.

— Но, — добавил он, чутко следя за тем, чтобы Морган не начала жалеть его, — может, лишних денег у нас и не было, зато наша семья была для нас самым драгоценным сокровищем. Мой отец не мог купить моей маме достойный ее подарок, зато я уверен, ни один мужчина не любил сильнее ни одну женщину в мире. Он готов был на все ради нее. Ради любого из нас. Мы были семьей.

Он рассказал Морган, как начал работать в кузнице с самого детства, помогая отцу. Как дети сами находили себе развлечения — пусть это был старый велосипед или заросший пруд за городом. Зимой — каток и коньки на несколько размеров больше (чтобы их можно было носить в течение нескольких лет). Санки, сделанные отцом, и игра в снежки. Игра в старые засаленные карты на кухне.

— Как у Молли и Кейта?

— Да, именно так.

В каждом воспоминании он был вместе с Синди и Дэвидом. Впервые эта память не вызывала боль, а приносила только тепло настоящей дружбы, согревавшей его в течение многих лет. Впервые он понял, как сильно они влияли на него.

— Теперь твоя очередь, — попросил он Морган.

И Морган рассказала ему о своей семье, о разводе родителей, о том, как она чувствовала себя виноватой.

— Это как попытка остановить лавину, которая уже мчится с горы. Мои родители наконец-то разъехались, когда мне было одиннадцать. Ссоры прекратились, для них это стало благословением, но я всю жизнь тосковала по утраченному.

— Почему же это?

Морган грустно улыбнулась:

— По семье. Такой, как у наших соседей по кварталу, или той, что показывают в телешоу. По людям, которых ты любишь и с которыми проводишь все время. По семье, которая будет для тебя убежищем от прочего мира и в то же время поможет войти в этот мир.

  34