Даглесс поняла, что, если бы в этот момент здесь появился Роберт, она упала бы на колени, моля о прощении.
– Чем могу помочь? – спросила женщина за прилавком.
– Чай на двоих, – попросила Даглесс. – И две булочки, пожалуйста.
– У нас еще есть взбитые сливки и земляника, – сообщила женщина.
Даглесс рассеянно кивнула, и женщина немедленно подвинула ей поднос с чайником крепкого чая, чашками и тарелками с едой. Даглесс заплатила, подняла поднос и взглянула на Николаса:
– Может, поедим на свежем воздухе?
Он последовал за ней в маленький садик, окруженный стенами, по которым вился плющ. Пухлые старомодные розы наполняли воздух благоуханием. Даглесс молча поставила поднос и стала разливать чай. Во время прежних поездок в Англию мать считала ее слишком маленькой, чтобы пить чай, но в первые же дни этого путешествия она по английскому обычаю стала добавлять в чай молоко и находила вкус великолепным. Молоко охлаждало чай и заглушало терпкий вкус танина.
Николас бродил по садику, изучая стены и растения. Она позвала его за садовый столик и подала чашку и булочку. Он нерешительно взглянул на чашку, осторожно пригубил и уставился на Даглесс с такой неприкрытой радостью, что она засмеялась. Николас немедленно осушил чашку, и Даглесс налила ему другую. Он повертел в руках булочку, очень похожую на те бисквиты, что пекут на юге Америки, только здесь в тесто добавляли сахар и изюм.
Она взяла у него булочку, разломила и намазала толстым слоем густых взбитых сливок. Он немедленно откусил большой кусок, прожевал и блаженно вздохнул с видом человека, только что обретшего любовь всей своей жизни.
Всего каких-то несколько минут – и чай был выпит, а булочки съедены. Пожурив его за обжорство, Даглесс тем не менее вернулась в чайную и повторила заказ, после чего снова отнесла поднос в садик и принялась за еду, пока Николас, развалясь на стуле, прихлебывал чай и изучал ее.
– Почему ты плакала в церкви? – неожиданно выпалил он.
– Я… по-моему, это вас не касается.
– Если мне придется вернуться… а я должен вернуться, – следует знать, что именно заманило меня сюда.
Даглесс отложила недоеденную булочку.
– Надеюсь, вы не собираетесь начать все сначала? Знаете, что я думаю? Я думаю, что вы ученый, специализирующийся по истории елизаветинской эры, возможно, даже на уровне доктора философии, но чересчур увлеклись своими исследованиями. Отец утверждал, что и с ним такое бывало. Однажды он так начитался средневековых рукописей, что не смог разобрать современный шрифт.
Николас с отвращением уставился на нее.
– Несмотря на все чудеса в виде безлошадных повозок, блестящего стекла и огромного разнообразия товаров, ты совсем не веришь в тайну и волшебство мира, – тихо ответил он. – Но я не сомневаюсь в том, что произошло со мной, и отлично знаю, откуда явился. А вот ты, ведьма…
Даглесс, не дослушав, немедленно вскочила и вышла из-за стола. Но он перехватил ее, прежде чем она успела добраться до двери, и больно впился пальцами в ее плечо.
– Почему ты плакала, когда я впервые тебя увидел? Что может заставить женщину так отчаянно рыдать? – бесцеремонно допытывался он.
Даглесс рывком освободилась из стальной хватки.
– Плакала, потому что меня только что бросили! – резко сказала она и, к собственному стыду, снова разрыдалась.
Николас осторожно положил ее руку на сгиб своего локтя и повел к столу. На этот раз он сел рядом, налил Даглесс чая, добавил молока и протянул красивую фарфоровую чашку.
– А теперь, мадам, вы должны сказать, что терзает вас так сильно, что слезы льются, как горный водопад.
Даглесс вовсе не хотела ни с кем откровенничать. Но потребность поделиться своими бедами оказалась сильнее гордости, и, не успев оглянуться, она уже выкладывала свою историю.
– Этот мужчина оставил тебя одну? Без слуг и присмотра? – возмущенно ахнул Николас. – На милость воров и разбойников?
Даглесс, кивнув, высморкалась в бумажную салфетку.
– И на милость человека, уверенного, что пришел из шестнадцатого века. О, извините, – добавила она.
Николас, будто не слыша, поднялся и принялся мерить шагами сад. Здесь было еще четыре столика, но ни одного посетителя, кроме них.
– Ты встала на колени перед надгробием и попросила… – Он осекся и взглянул на нее.
– О благородном рыцаре без страха и упрека. Рыцаре в сверкающих доспехах. Так говорят у нас в Америке, когда… когда имеют в виду человека, который захочет спасти попавшую в беду девушку.