Я лежал на спине и смотрел, как по потолку плывут тени деревьев. «Это совпадение,– думал я,– мерзкое совпадение чуть не вернуло ее к Тебе. Нельзя отметить двухлетнего ребенка на всю жизнь, вода и молитва – не клеймо. Если я поверю в это, я поверю и в Тело, и в Кровь. Все эти годы она была не Твоя, а моя. В конце концов Ты победил, можешь не напоминать мне, но она меня с Тобой не обманывала, здесь, на этой кровати, с этой подушкой под спиной. Я входил к ней, не Ты».
Свет ушел, кругом была тьма, и мне снилось, что я хожу по ярмарке с ружьем. Я стрелял в бутылки, вроде бы – стеклянные, но пули отскакивали, словно это сталь. Стрелял и стрелял, ни одна бутылка не треснула, и в пять часов утра проснулся, думая все то же: «Все эти годы ты была со мной, не с Ним».
Я мрачно шутил, когда думал, не предложит ли мне Генри переселиться к нему. На самом деле я этого не ждал и очень удивился. Я удивился даже, что он пришел через неделю после похорон, он никогда у меня не бывал. Не думаю, что он вообще заходил дальше, чем тогда, когда я встретил его под дождем. Внизу зазвонил звонок, я выглянул – я не хотел гостей, я думал, что это Уотербери с Сильвией,– и увидел в свете фонаря его черную шляпу. Тогда я пошел вниз и открыл.
– Проходил мимо,– сказал Генри.
– Прошу.
Он неловко топтался, пока я вынимал бутылки из буфета. Потом сказал:
– Кажется, вы занимаетесь Гордоном.
– Мне заказали биографию.
– Будете писать?
– Наверное, да. Сейчас мне не до работы.
– И мне,– сказал он.
– Королевская комиссия еще заседает?
– Да.
– Значит, вам есть о чем подумать.
– Есть? Да, наверное. Пока мы не идем завтракать.
– Во всяком случае, это важная работа. Вот вам херес.
– Она совершенно никому не нужна.
Сколько же он прошел с той поры, как благополучное фото из «Тэт-лера» так разозлило меня! На столе у меня лежал, лицом вниз, портрет Сары, увеличенный моментальный снимок. Он перевернул его и сказал:
– Помню, как я ее щелкнул.
Она говорила, что снимала подруга,– видимо, щадила мои чувства. На снимке она была моложе, счастливей, но никак не прекрасней, чем в те годы, когда я знал ее. Хотел бы я, чтобы со мной она смотрела вот так, но любовник чаще видит, как горе застывает вокруг лица его любовницы, словно гипс,-такая уж у нас судьба. Генри сказал:
– Я валял дурака, чтобы она засмеялась. Интересный человек Го-рдон?
– Скорее да.
– Дом теперь такой странный. Я стараюсь почаще уходить. Вы не могли бы пообедать со мной в клубе?
– Работы много.
Он оглядел мою комнату и сказал:
– Вам негде разместить книги.
– Да,– сказал я.– Я их держу и под кроватью. Он взял журнал, который прислал Уотербери, чтобы показать перед нашей встречей образец своего творчества, и сказал:
– У меня место найдется. Собственно, вы можете устроиться как бы отдельно.
Я слишком удивился, чтобы ответить. Он быстро продолжал, листая страницы, словно и впрямь занят журналом:
– Подумайте. Не решайте сейчас.
– Спасибо вам. Генри.
– Вы бы оказали мне большую услугу. «А что? – думал я.– Считают, что писатель выше условностей. Неужели я чту условности больше, чем чиновник?»
– Сегодня,– сказал Генри,– я видел всех нас во сне.
– Да?
– Я плохо помню. Мы вместе пили. Мы были счастливы. Когда я проснулся, я вспомнил, что она умерла.
– Я ее во сне не вижу.
– Лучше бы мы не мешали священнику.
– Но это же глупо. Она такая же католичка, как мы с вами.
– Вы верите в жизнь после смерти?
– Отдельного человека? Нет.
– Это нельзя опровергнуть.
– Ничего нельзя опровергнуть. Вот я пишу роман. Как вы докажете, что ничего такого не было? Сегодня я встретил человека о трех ногах.
– Ужас какой!
– Да, и покрыт чешуей.
– Вы шутите.
– Докажите это, Генри. Не можете – а я не могу доказать, что нет Бога. Я просто знаю, что Его нет, как вы про эти ноги.
– Непременно найдутся доводы.
– Я тоже могу их найти. Сошлюсь на Аристотеля. Генри резко сменил тему.
– Вам и дешевле будет, если вы ко мне переедете. Она всегда говорила, ваши книги не слишком раскупают.
– Нет, кое-какой успех есть,– сказал я, припомнив статью Уотер-бери.– Приходит такое время, когда критики просто ладони отбивают, даже заранее. Надо подождать.
Я говорил, потому что не решил, что делать.
– Вы ведь не обижены, правда? – сказал Генри.– Я на вас рассердился тогда, в клубе, но сейчас это неважно.
– Я ошибся. Тот человек – просто глупый болтун, ее занимали теории. Забудьте это, Генри.