56 
Его угрожающий тон, без сомнения, напугал Филиппа Дункана, и он готов был беспрекословно слушаться.
Молодой человек нервно стегнул лошадей, и экипаж покатил прочь. Одна нога Эдуарда Дункана, лежащего без чувств — на полу фаэтона, свесилась наружу и раскачивалась при движении экипажа из стороны в сторону.
Такой эта картина и запечатлелась в памяти лорда Хейвуда, и потом он всегда вспоминал ее, когда речь заходила о бешеном дяде Лалиты.
Проводив удаляющийся фаэтон взглядом, лорд Хейвуд наклонился, чтобы взять пистолет, который скатился по ступеням и теперь лежал у подножия лестницы. Затем он повернулся и увидел, что Лалита уже поднялась и стоит, виновато глядя на него.
Она была очень бледна и сильно напугана.
— Вы… спасли меня! — воскликнула она. — Я так боялась, что ему удастся… увезти меня от сюда!
Лалита была готова зарыдать, но ее остановило холодное выражение лица лорда Хейвуда. Она с тревогой увидела, что на нем нельзя было сейчас прочитать ни сочувствия, ни нежности.
Все еще держа пистолет в руке, лорд Хейвуд поднялся по ступеням.
Поравнявшись с ней, он мрачно сказал:
— Мне кажется, пришло время, когда вы про сто обязаны мне все объяснить, Лалита. Я хочу наконец услышать всю правду. И прямо сейчас!
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Лорд Хейвуд прошел через зал и, не останавливаясь, решительным шагом направился прямо в кабинет.
Лалита потерянно следовала за ним. Ее охватило безнадежное отчаяние, все рушилось прямо на глазах. Все, о чем она мечтала и что так чудесно начиналось, могло сейчас безвозвратно погибнуть. Неужели она потеряет то, что значило для нее так много? Что стало для нее смыслом жизни!
Она закрыла за собой дверь в кабинет и встала прямо перед лордом Хейвудом, с мольбой глядя на него. В ее глазах, огромных и тревожных, как у испуганной лани, отражались все ее сомнения и самые дурные предчувствия.
Она все еще слегка дрожала от пережитого ею ужаса.
Больше всего ей хотелось сейчас подбежать к лорду Хейвуду и спрятать лицо у него на плече, чтобы он обнял ее своими сильными надежными руками.
Не глядя на нее, лорд Хейвуд холодно сказал:
— Кажется, я припоминаю теперь генерала Дункана, который жил когда-то в шести милях отсюда.
— Это был мой дедушка.
— Почему вы ничего мне не сказали о нем?
— Дедушка давно умер, а вы ведь видели дядю Эдуарда! Как я вам говорила, он принуждал меня… выйти замуж за его сына Филиппа… — тихо сказала девушка и чуть слышно добавила: — Его вы тоже видели.
— Потому что вы богатая наследница? — уточнил лорд Хейвуд.
Лалита подошла ближе. Силы совсем оставили ее, и, чтобы не упасть, она тихо опустилась на край одного из кресел.
— Сначала, — все так же тихо отвечала она, — я боялась… что вы отошлете меня… назад к дяде. А потом, когда вы стали уверять… что ни за что… не примете денег от… женщины…. я просто не могла сказать вам, что я… очень богата.
Лорд Хейвуд молчал, и Лалита, не в силах больше сдерживать слова, которые так и рвались наружу, воскликнула:
— Пожалуйста… пожалуйста, не отвергайте меня! Теперь, когда я поняла, что я люблю вас… я не смогу уйти и жить одна… и… неужели любовь не важнее каких-то денег!
Она сжала руки в порыве отчаяния и, не в силах больше сдерживать чувств, что бушевали сейчас в ее груди, разрыдалась, не сводя с лорда Хейвуда полных слез глаз.
Но лорд Хейвуд, не глядя на нее, все так же холодно спросил:
— Вы сказали, что расскажете мне все завтра вечером. Вы именно это и собирались мне рас сказать?
И поскольку Лалита ничего не ответила, а только тихо всхлипывала, он продолжил:
— Мне кажется, я понял. Значит, вы намеревались выйти за меня замуж, скрыв сведения о том, что вы богатая наследница. Я правильно полагаю?
Поскольку это была правда, Лалите нечего было возразить, и после минуты молчания она сказала не очень уверенно:
— Рассказать вам… что произошло… на самом деле?
— Именно этого я и жду от вас, — кивнул лорд Хейвуд.
— Мой отец встретил мою маму, которая приехала из Америки, когда она гостила в Англии у своих родных. Они оба сразу же влюбились друг в друга.
При этих словах ее голос зазвучал мягче, и она с трогательной нежностью взглянула на лорда Хейвуда, словно чувствуя, что ее рассказ должен был затронуть сентиментальные струнки в его душе.
56 
