Брэнне бы эта комната непременно понравилась – он ведь такой же чистюля, как и она, что на работе, что дома – до педантизма. Каждая вещь на своем, строго отведенном ей месте.
Багс взглянул на него, просительно завилял хвостом. Фин его понял и растянул губы в улыбке.
– Что ж, валяй. Чувствуй себя как дома.
Пес еще энергичнее завилял хвостом, затем подбежал к изогнутой тахте, вскочил на нее, повозился на месте и наконец, с выражением глубокого удовлетворения на морде, улегся и вздохнул.
Фин проработал до глубокой ночи, занимаясь чисто практическими вопросами, а именно – произнося заговоры на защиту тонизирующих отваров и эликсиров. Некоторые – специально для заболевшей Мэгги. Еще он сделал то, что проделывал регулярно, – очистил от черной энергии кое-какие магические кристаллы – для него это было сродни обычной домашней работе.
Про ужин он начисто и думать забыл, но то, что собака его голодна, остро почувствовал. Спустился вниз, сопровождаемый Багсом, соорудил сэндвич, присовокупил к нему хрустящей картошки, порезал яблоко. Поскольку запастись собачьим кормом ему было недосуг, Фин попросту разделил трапезу со своим четвероногим гостем, развлекаясь тем, что, к вящему удовольствию Багса, бросал ему кусочки сэндвича, а тот ловил их с такой же ловкостью, с какой расправлялся с букашками.
Решив продолжить свое занятие, Фин выпустил собаку на волю, но сохранил с ней мысленную связь, чтобы по завершении всех дел отправить назад на конюшню.
Однако Багс прибежал точно к кухонной двери и уселся под ней в ожидании, пока его снова впустят.
– Ну хорошо-хорошо, ты, вижу, решил заночевать. А раз так – изволь вымыться, дружок, а то от тебя конюшней несет за версту. Давай-ка марш в ванную!
Душ чуть не обратил бобика в бегство, но Фин действовал проворно и затащил его с собой.
– Это же просто вода. Хотя тебя придется хорошенько намылить.
Багс дрожал, кидался на лейку душа, откуда били струи, прижимался к голой груди Фина, в то время как тот намыливал его шампунем.
– Ну вот, видишь? Не так все и плохо? – Он ласково гладил пса и успокаивал его, одновременно прополаскивая шерсть. – Совсем даже неплохо.
Фин взмахнул рукой. Из-под потолка заструился яркий, но мягкий свет, зазвучала музыка, негромкая и ритмичная. Он поставил пса на пол, а сам с наслаждением отдался горячей воде, в то время как Багс скакал по мокрому кафелю и отряхивался, распуская вокруг себя веером жемчужные брызги.
При всем проворстве Фин не успел за ним с полотенцем, и теперь брызги сливались в большие лужи, на которых было легко поскользнуться. Фин во всю глотку расхохотался, а Багс сел на сухое место – вылизывать шерсть, сначала на брюхе, потом на лапах, затем на спине, извернувшись и дотягиваясь языком до хвоста.
Наведя в ванной порядок, Фин перешел в спальню и сбросил на пол подушку с дивана. Но пес, уже окончательно почувствовав себя дома, прыгнул к нему на кровать, высокую и широкую, и растянулся в блаженстве, как барин.
– Ладно хоть вымыть тебя успел… – проворчал Фин, но пса не согнал.
Он устроился рядом и решил, что на сон грядущий лучше будет почитать книжку, чем смотреть телевизор.
К тому моменту как Фин погасил свет, Багс уже тихонько посапывал. Этот звук Фин расценил как некоторое утешение и тут же подумал: до какой степени одиночества надо было дойти, чтобы находить утешение в сопящей рядом собаке?
В темноте, под легкое мерцание углей в камине, он стал думать о Брэнне.
Она повернулась к нему, и ее черные волосы, шелком рассыпанные по обнаженным плечам, сделались похожими на роскошный черный занавес. Огонь теперь горел ярче, его золотые всполохи превращали ее глаза в чистое серебро, в котором плясали золотые искры.
И она улыбнулась.
– Ты по мне тоскуешь.
– И днем и ночью.
– И сейчас ты меня жаждешь, в этой своей большой постели, в своем прекрасном доме.
– Я жажду тебя в любом месте. Везде и всюду. Ты меня мучаешь, Брэнна.
– Мучаю? – Она рассмеялась, но в ее смехе не было никакой жестокости или насмешки. Он был теплым, как поцелуй. – Не я, Финбар, не я одна. Мы оба друг друга мучаем. – Она провела пальцем по его груди сверху вниз. – Ты теперь сильнее, чем раньше. И я тоже. Как ты думаешь, вместе мы будем еще сильнее?
– Как я могу что-то думать, о чем-то гадать, если ты для меня – все?
Он взял в горсть ее волосы, притянул к себе. Бог мой, боже ты мой, ее вкус после такого долгого – как сама жизнь – перерыва был равносилен жизни после смерти.