Да, эффектно, ничего не скажешь. Нг, разумеется, не расшифровывается «не виновен», но я не возражаю, когда судебные клерки машут мне рукой и так меня называют. Я первый ребенок в семье, который закончил колледж, что уж говорить о юридическом факультете. Мой отец рыбак из Камбоджи, а мама — швея, они переехали в Лоувелл, штат Массачусетс, прямо перед моим рождением. Что касается меня, я был «золотым ребенком», американской мечтой в одноразовых подгузниках.
Мне везло в жизни. Я родился девятого сентября в 9.09, а всем известно, что в Камбоджи «9» — счастливое число. Мама рассказывает историю о том, как она, когда я был еще младенцем, застала меня на заднем дворе со змеей в руках. И важно не то, что это был всего лишь безобидный уж, а то, что я мог бы задушить это создание голыми неловкими ручонками, что свидетельствовало о том, что я особенный. Отец был уверен, что я занялся судебной практикой не потому, что учился на одни пятерки, а потому, что он молился, чтобы Ганеш устранил все препятствия на пути к моему величию.
Как и все американцы, я помню, как Люк Уоррен, спотыкаясь, вышел из леса, больше похожий на отсутствующее звено и цепочке цивилизации, напугав стайку школьниц-католичек, чей автобус остановился на обед на шоссе на стоянке возле реки Сент-Лоуренс. Я смотрел интервью, которое он давал Кэти Курик, Андерсону Куперу и Опре. Возможно, я даже натыкался на его фотографии в журнале «Пипл», на которых была запечатлена и Джорджи: они с Люком сидели на крыльце дома, и котором он почти никогда не ночевал, по обе стороны от пары сидели их дети.
Тем не менее, когда Джорджи вошла в мой кабинет в Бересфорде и спросила, не мог бы я представлять ее на бракоразводном процессе, я не узнал ее ни по фамилии, ни в лицо. Я только подумал: даже несмотря на то, что я заплатил дизайнеру по имени Свэг пятьдесят тысяч долларов за то, чтобы он обставил мою контору по фэн-шуй, пока сюда не вошла Джорджи, все, казалось, находилось не на своем месте.
При разводе все прошло гладко: единственное, чего хотел Люк, — совместную опеку над детьми и какой-то дерьмовый вагончик на территории парка с аттракционами Редмонд. Мне удалось добиться для Джорджи процента от доходов, которые Люк Уоррен получил от специальных репортажей о поведении волков для «Планеты животных». Я обращался к ней «миссис Уоррен» и на сто процентов чтил профессиональную этику, пока не вручил ей свидетельство о разводе. А потом позвонил Джорджи на сотовый и пригласил ее в ресторан.
Если честно, я никогда бы не поверил, что женщина, которая была влюблена в Люка Уоррена, может обратить внимание на такого парня, как я. И дело не в том, что я ужасно страшный или что-то такое, но я явно не из тех парней, которые походят на полуобнаженных героев с обложек дамских романов. У меня небольшая лысина, на которую я пытаюсь не обращать внимания, я невысокого роста (на сантиметр ниже Джорджи). Но, похоже, ей на это наплевать.
Должен признаться, что каждую ночь, ложась спать, я молюсь за Люка Уоррена. Потому что если бы он не был таким дураком, то я, возможно, никогда бы не выиграл в сравнении с ним в глазах Джорджи.
Полезет же в голову всякая чушь!
Несмотря на то что Джорджи за обедом пытается держать себя в руках, я знаю, что она думает об Эдварде. Она уходит якобы для того, чтобы почитать близнецам «Одна рыбка, две рыбки», но затем, сославшись на головную боль, отправляется в спальню, и даже через закрытые двери я слышу, как она плачет.
Уложив детей, я стучу в дверь спальни Кары. Свет не горит, но из-за двери слышится музыка. Я вхожу и вижу ее сидящей на кровати с ноутбуком на коленях. Кара тут же его захлопывает.
Что? — с вызовом бросает она.
Я качаю головой. Будучи адвокатом Эдварда, я скольжу по тончайшей этической грани, хотя по воле случая он является родственником моей падчерице. Формально говоря, я не должен быть здесь, не говоря уже о том, чтобы расспрашивать ее об обстоятельствах, которые привели к аресту Эдварда.
Просто хотел убедиться, что ты хорошо себя чувствуешь, — говорю я. — Ничего не болит?
Она пожимает плечами.
Я крепкая.
Это мне известно. Мне пришлось постараться, чтобы завоевать ее доверие, когда мы с Джорджи начали встречаться. Кара была уверена, что я ухаживаю за ее матерью из-за денег, которые отсудил для Джорджи после развода. Именно из-за Кары я, если честно, заключил брачный договор — не для того, чтобы защитить от своих посягательств ее мать, а чтобы убедить ее дочь, что я женюсь по любви.