— Это так? — спросил граф, повернувшись к Хемпстеру.
Управляющий был готов испепелить Сирингу взглядом. Было видно, что он с трудом сдерживал клокотавшую в нем ярость.
— Да, милорд, это так. Женщины… все женщины легко теряют голову от их сладкоголосых речей и темных глаз. Стоит им увидеть этих обольстительных дьяволов, как в них просыпается похоть.
— Я через некоторое время внимательно рассмотрю ваши жалобы, — холодно произнес граф. — А пока итальянцы останутся в поместье. К ним будут относиться так, как относились всегда.
— Значит, ваша светлость намерены отменить мой приказ? — со злостью спросил управляющий. Казалось, он вот-вот взорвется от гнева. — Тогда я скажу вот что: ваша светлость совершает печальную ошибку, о которой впоследствии придется сожалеть, — продолжил Хемпстер. — Когда начинают слушать чужаков и женщин, это к хорошему не приводит! С какой стати мисс Мелтон вмешивается в такие дела? Лучше бы она следила за своим отцом, чтобы он не напивался до бесчувствия! — Он одарил Сирингу ненавидящим взглядом и продолжил: — Уверяю вас, милорд, что не в ваших интересах позволять этим прохвостам оставаться в поместье и слушать всяческие бредни деревенской жительницы.
Он почти выплюнул эти слова в сторону Сиринги, и та невольно отпрянула назад.
— Довольно! — произнес граф, вставая с кресла. — Я не позволю моим служащим разговаривать с леди в такой недопустимой манере! Я увольняю вас немедленно. Даю вам неделю на то, чтобы покинуть этот дом!
Граф произносил эти слова, не повышая голоса, но прозвучали они подобно удару хлыста. Гнев Хемпстера моментально улетучился, а сам он как будто съежился и сделался меньше ростом.
— Простите меня, милорд. Я не хотел никого оскорблять.
— Я выразился достаточно ясно, — резко ответил ему граф.
Взяв Сирингу за руку, он подвел ее к двери и вместе с ней шагнул за порог, оставив управляющего в кабинете в одиночестве.
Они прошли дальше по коридору, и Сиринга, благодарная графу за его решение, обеими руками взяла его за руку и прижалась щекой к его плечу.
— Вы поступили правильно! Хорошо, что уволили его! Это ужасный человек, он всегда был таким. Никто не осмелился бы сказать вам об этом, но именно из-за него у поместья сложилась дурная репутация.
— Вы сами сообщите эту приятную весть нашим итальянским арендаторам, — с улыбкой спросил граф Сирингу, когда они вошли в вестибюль, — или это сделать мне?
— Вам, конечно! — живо отозвалась девушка. — Пусть они поймут, какой вы добрый, справедливый и… хороший человек.
Ее голос прозвучал очень тихо, но граф ее услышал и пристально посмотрел ей в глаза, сияющие неподдельной радостью и восхищением.
Затем высвободил руку и быстро зашагал к входной двери.
В тот вечер они ужинали в банкетном зале, стены и потолок которого украшали сказочные росписи Веррио.
Лишь когда они сели за стол, на котором стоял золотой банкетный сервиз и вазы с цветами, Сиринга посмотрела на потолок и издала удивленное восклицание.
— Что вас так поразило? — поинтересовался граф.
— Юпитер! — ответила девушка. — Вы видите, что в центре потолка Веррио изобразил Юпитера? Раньше я никогда не обращала на это внимания, а теперь вот заметила. Он окружен прекрасными богинями!
— Вы по-прежнему находите, что мы с ним схожи? — довольно сухо осведомился граф.
Сиринга откинула назад голову, и взгляду графа предстала красивая белая шея.
Платье на девушке было очень скромное, довольно старое и в свое время было сшито руками кормилицы, но оно очень ей шло. Мягкий муслин обрамлял плечи, а широкий пояс делал и без того изящную талию еще более тонкой. Завершала сей наряд пышная юбка.
— Юпитер, изображенный Веррио, очень красив, — призналась девушка. — Но вы все же красивее.
Произнося эти слова, она смущенно потупила глаза, а про себя подумала, что никто на свете не может выглядеть лучше, чем граф.
— Вы мне льстите, — в свою очередь смутился Роттингем.
— Разве говорить правду — значит льстить? — удивилась Сиринга.
— А если бы я вам сказал, что вы очень красивы, — со своей стороны задал вопрос граф, — вы тоже назвали бы это лестью?
Сиринга смутилась, но уже в следующее мгновение ее лицо озарилось улыбкой, а на щеках появились две очаровательные ямочки.
— Я бы изо всех сил постаралась поверить в то, что ваша светлость говорит правду.