Только сейчас Сиринга поняла, что ее спутник старше, чем показался на первый взгляд. Он был в парике, а на его лице были видны следы грима.
Странно, и как только она приняла его за джентльмена! Ведь по его голосу и интонациям сразу было понятно, что человек этот говорит фальшиво, неестественно и напыщенно.
Она попыталась разглядеть хоть что-то сквозь щель закрытого окна. Они ехали по каким-то грязным незнакомым улицам.
Было уже очень поздно, но люди на улицах изредка встречались.
Неожиданно карета остановилась.
Они оказались в самом центре небольшой площади. Соседние дома выглядели запущенными и нежилыми. Окна были забиты досками, сточные канавы переполнены зловонными нечистотами.
— Почему мы здесь остановились? — испуганно спросила Сиринга.
— Здесь нас ждут, — туманно ответил бывший актер.
Его голос на этот раз прозвучал более уверенно. Теперь, когда дверца кареты открылась — это сделал соскочивший с козел кучер, — мистер Ним выбрался на мостовую и театральным жестом протянул своей спутнице руку.
— Пойдемте! — произнес он.
Сначала Сиринга решила не выходить из кареты, однако поняла, что в таком случае мистер Ним и кучер силой вытащат ее наружу.
Понимая, что выбора у нее нет, она приняла руку актера и вышла на улицу. Кучер тут же занял свое прежнее место и, хлестнув лошадей, умчался.
Сиринга огляделась по сторонам. Хотя на ее плечи был наброшен темный плащ, скрывавший вечернее платье, она понимала, что выглядит белой вороной в этом убогом бедняцком квартале Лондона.
На крылечках домов сидели мужчины и женщины в жалких обносках и не сводили с нее любопытных глаз.
Единственным источником света был уличный фонарь и несколько факелов. Возле тележки с улитками и моллюсками толпились оборванные босоногие детишки и несколько взрослых жутковатого вида. Заметив Сирингу и актера, они принялись бесцеремонно их разглядывать.
Неожиданно мистер Ним вытащил из кармана несколько предметов и сунул их в руку девушки.
— Держите! — повелительным тоном произнес он.
Она машинально взяла их и к своему изумлению поняла, что это золотые часы, толстый бумажник и булавка для галстука.
Она продолжала недоуменно рассматривать эти вещи, когда мистер Ним громко крикнул:
— Ты украла у меня кошелек! Ты обчистила мои карманы, воровка! Я сдам тебя в полицию! Не миновать тебе тюрьмы, злодейка! Держите ее, это воровка!
Его крики привлекли внимание людей. Любопытные выскочили из темных закоулков.
Пока Ним продолжал кричать, Сиринга увидела какого-то незнакомого джентльмена, одетого столь же изысканно, как и мистер Ним. Его сопровождали два человека в красных жилетах. Когда Сиринга посмотрела на них, джентльмен громко крикнул:
— Вот она! Это та самая женщина! Держите ее, держите!
Его спутники в красных жилетах устремились к застывшей от ужаса Сиринге, которая продолжала сжимать в руке вещи мистера Нима.
Ее лицо побелело от страха.
— Хватайте ее! Это воровка!
Повернувшись к сыщикам полицейского суда — Сиринга только теперь поняла, что это они, — коварный мистер Ним воскликнул:
— Слава богу, что вы пришли! Арестуйте эту женщину! Вы же видите, что у нее в руках мои вещи. Она украла у меня часы, бумажник и мою булавку для галстука, я купил ее много лет назад!
— Это… это ошибка, — пролепетала Сиринга, но никто не стал ее слушать.
У нее грубо вырвали из рук часы и бумажник. Затем сыщики подхватили ее под локти и потащили за собой.
Собравшиеся вокруг них люди принялись улюлюкать и выкрикивать оскорбительные замечания в адрес несчастной девушки.
— Прошу вас, позвольте… позвольте мне рассказать вам, ведь это неправда! — попыталась объяснить сыщикам Сиринга.
Но они уже дошли до закрытого фургона, стоявшего чуть дальше по улице.
Сирингу бесцеремонно затолкали внутрь, и она упала на пол. Вслед за ней в фургон забрались и оба сыщика, которые тут же уселись на грубо сколоченные деревянные сиденья по обе стороны двери. В следующее мгновение колеса загрохотали по булыжной мостовой. Кучер крикнул, требуя, чтобы ему освободили дорогу. Сиринга приподнялась с места, но тотчас села, с ужасом осознав, что находится в тюремной повозке.
Глава восьмая
Граф вернулся на Беркли-Сквер рано утром, когда солнце уже всходило. Он вошел в дом с таким лицом, что стоявший в дверях швейцар тотчас заподозрил неладное.