83 
Она посмотрела ему в глаза и подумала, что еще ни разу не видела его таким счастливым и таким молодым.
Он провел ее через свежевыкрашенные двери, и стоило ей войти внутрь, как у нее невольно вырвался возглас изумления.
Первоначально обсерватория была выстроена в форме древнеримского храма. Высокие колонны, ниши с мраморными статуями, покрытый изумительной плиткой пол. Окна — а их здесь было много — открыты навстречу заходящему солнцу.
Стены, восстановленные во всей их первоначальной красе, покрывали росписи: виды Венеции, кипарисы Флоренции, развалины вдоль Аппиевой дороги.
Все помещение было украшено растениями самых разных видов и наименований. Они заполняли собой все пространство, и тем не менее взгляд неизбежно устремлялся к окнам, из которых открывался поразительной красоты вид.
Граф подвел Сирингу к одному окну, и ее взгляду тотчас предстала изумительная картина окружающей местности — точно так же, как в тот первый день, когда она пригласила его «полюбоваться видом».
— Все понятно, — медленно произнесла она, — теперь понятно, о чем ты мне говорил. Этот «безлюдный мир», твой и мой, он принадлежит только нам, именно поэтому нам никто не попался на глаза, именно поэтому мы в нем одни, ты и я.
— Наш безлюдный мир, — повторил граф, — мир, по которому, моя дорогая, мы идем вдвоем, вместе и одной дорогой. До самого горизонта.
— Только ты мог сказать столь прекрасные слова или придумать что-то такое, чтобы сделать меня настолько счастливой! — воскликнула Сиринга.
— Но ведь именно ты научила меня ценить такие вещи, — отозвался граф.
С этими словами он заключил ее в объятия, и его губы прильнули к ее губам.
Он целовал ее до тех пор, пока у нее не участилось дыхание, и в тот самый момент, когда эта сладкая мука стала почти невыносимой, граф отстранился от нее и сказал:
— Не хочу тебя утомлять. Сядь отдохни, и давай устроим небольшой ужин. Это твой первый день после долгой болезни, и я не хотел бы, чтобы ты устала.
— Но я ничуть не устала! — возразила Сиринга.
— Вечер еще не окончен, — ответил граф. — И тебя ждут новые сюрпризы.
С этими словами он подвел ее к столу, который она сразу не заметила, поскольку он стоял в другом конце комнаты. На белой скатерти стояли блюда с изысканными деликатесами, а в огромном ведре со льдом — бутылки вина.
Граф налил в два хрустальных бокала золотистое вино и поднял свой в приветственном тосте.
— За мою жену! — произнес он.
— За моего мужа! — негромко отозвалась Сиринга.
— И за нашу любовь! — добавил граф.
Они выпили вино, а затем, смеясь как дети, принялись за ужин.
Граф подавал Сиринге угощения и целовал ее после каждого нового блюда. Вскоре от его поцелуев у нее уже кружилась голова и она не различала вкус блюд — все они были для нее столь же прекрасны, как божественная амброзия.
Когда они поужинали, граф откинулся на спинку стула со стаканом бренди в руке и пристально посмотрел на Сирингу. В мягком мерцании свечей ее лицо горело румянцем.
— Скажи, итальянцы были рады снова работать здесь? — спросила она.
— Они трудились день и ночь, чтобы поскорее закончить работу, — ответил граф, — и за короткое время сделали невозможное. Они даже восстановили мозаичную ванну, привезенную в свое время из Рима.
— Но как им удалось сделать все так быстро? — удивилась Сиринга.
— Я сказал им, что это для тебя, — ответил граф. — Мне иногда казалось, что они вообще не ложились спать. Они очень благодарны тебе, Сиринга.
— И тебе, — поспешила добавить она.
— Ты должна научить меня находить подход к людям, — произнес граф.
— А мне кажется, ты не нуждаешься ни в каком обучении, — возразила девушка. — Таких, как ты, я еще ни разу не встречала. Ты первый человек, который так хорошо меня понимает.
— Это потому, что я тебя люблю, — ответил граф. — Люблю так, как никогда не любил никакую другую женщину.
При этих его словах по ее телу пробежала дрожь. А поскольку она все еще робела в его присутствии, то тотчас же залилась краской и потупила глаза.
— И когда же ты понял, что любишь меня? — спросила она.
Это был вечный вопрос, какой женщины задают мужчинам со дня сотворения мира.
— Я полюбил тебя в тот самый момент, когда впервые встретил в лесу, — признался граф. — Ты была не такая, как все. Меня покорила не только твоя красота, дорогая моя, но и твои слова.
83 
