— И чем же дело кончилось?
— К счастью, молодая жена утонула во время шторма, когда отправилась в море ловить рыбу.
Он энергично взмахнул рукой.
— Одному только Богу известно, для чего ей понадобилась треска, когда можно было ловить лосося!
— Но она утонула…
— Утонула. И конечно, нашлись люди, утверждавшие, что муж сам утопил ее после очередной ссоры. Но у него было железное алиби, хотя жену он не оплакивал.
— Могу понять его чувства, — заметил виконт. — Но что же случилось на этот раз?
— Оказывается, год назад — я об этом тогда не знал — дядя Талбот влюбился!
— И кто же это был?
— Шотландская девушка, с которой он познакомился в Эдинбурге. Насколько я понял, они тайно обручились.
— Почему тайно?
— Потому что ее отец, глава своего клана, всегда враждовал с Килмердоками.
— Когда слушаю, что происходит на твоей родине, — с чувством сказал виконт, — я благодарю Бога за то, что появился на свет в Англии!
— Да, мы народ горячий, — согласился Хэмиш. — Как бы то ни было, эта девица говорила дяде Талботу, что любит его, и уверяла, что со временем ее отец смягчится и даст им свое благословение.
— Но, надо полагать, ничего подобного он не сделал!
— Наоборот. Глава клана и правда смягчился, и, насколько я понимаю, дядя Талбот поехал к нему погостить и назначить день свадьбы с его дочерью.
Виконт наполнил шампанским опустевший бокал Хэмиша и с интересом продолжал слушать рассказ друга.
— В последнюю минуту, — драматическим гоном произнес Хэмиш, — когда все уже было обговорено, невеста сбежала с другим!
— В это трудно поверить! — вскричал виконт.
— Однако именно так она и сделала. Можешь себе представить, что пережил дядя Талбот — тем более после того, как его первый брак оказался столь неудачным.
— На мой взгляд, ему надо бы радоваться, что он избавился от женщины, которая способна на подобное предательство!
— Ну, ты слишком многого от него хочешь! В результате он возненавидел всех женщин, и теперь им запрещено даже входить в его замок.
— Всем женщинам? — изумился виконт.
— Все, кто носит юбки, не имеют права появляться в замке, — подтвердил Хэмиш. — Мужчины метут полы, готовят еду и прислуживают дяде Талботу, соблюдая все церемонии. Но ни одной женщине не позволено даже через порог переступить.
Виконт откинулся в кресле и захохотал.
— Я такого в жизни не слышал! Такое только в театре бывает.
— Поверь, это совершенно серьезно. Он до такой степени озлоблен, что, когда я случайно упомянул о моей сестре, он мне чуть голову не оторвал!
— Похоже, он слегка не в себе! — резюмировал виконт. — А, кстати, сколько ему лет?
— Он сравнительно молод, — ответил Хэмиш, — что делает эту ситуацию еще более абсурдной. Мой дед женился третий раз в пожилом возрасте, потому что у него были две дочери, а он хотел иметь наследника.
— Такое бывает даже с лучшими людьми, — сострил виконт.
— Дядя Талбот родился, когда ему было уже почти шестьдесят, — продолжал Хэмиш, никак не отреагировав на шутку друга, — и, надо полагать, его постоянно баловали.
— Но ты так и не сказал, сколько ему лет, — напомнил виконт.
— Кажется, тридцать три.
Виконт устремил на друга недоуменный взгляд.
— Тогда почему же графский титул унаследовал не твой отец, а после него — ты?
Хэмиш улыбнулся.
— Мы так давно знакомы, что я считал, и ты это знаешь: мой отец — пасынок старого графа, то есть он сын его второй жены от ее первого брака.
Виконт был явно озадачен.
— Моя бабка была замужем за родственником графа, — объяснял между тем Хэмиш, — поэтому фамилии у нас одинаковые. Старик неофициально меня усыновил. По-моему, он даже убедил самого себя, что я — его родной сын.
Отпив глоток шампанского, он добавил:
— Я был очень привязан к старому графу. Отец умер, когда мне было четырнадцать, и я уже решил, что когда-нибудь стану главой клана.
— Но твоя бабка умерла, — сочувственно произнес виконт.
— Она умерла, и тогда мой дед — я так его называл — женился третий раз и чуть ли не на смертном одре произвел на свет долгожданного наследника.
— В жизни не слышал более запутанной истории! — воскликнул виконт. — Когда ты говорил о своем дяде — а на самом деле он, оказывается, тебе не родной дядя, — я всегда думал, что ему по крайней мере пятьдесят!