Мне было жаль Джимсона и Лилиан, но приехал Джереми, чтобы утешить Лилиан, а Джимсон, казалось, находил некоторое успокоение в работе.
Именно из-за Зеленого луча мы решили поехать домой. У нас был серьезный разговор, и как раз по этому вопросу возникли разногласия. Конечно, были и другие вопросы, по которым наши мнения не совпадали, но, как ни странно, они придавали стимул нашей совместной жизни.
Наш яростный спор обычно разрешался веселым смехом Джосса.
— Я всегда знал, что ты взрываешься как фейерверк, — говорил он.
— Фейерверк очень красив, — возражала я. — Ты должен признать, что от него трудно оторваться.
— Мне тоже нравится фейерверк, — отвечал он. — Кроме того, бывают случаи, когда мы все-таки приходим к согласию.
Все в городе ждали, когда нас поразит проклятие Зеленого луча.
— Легенды об этом камне никогда не исчезнут, — сказала я.
— Естественно. Он уникален.
Джосс часто вынимал и рассматривал его.
— Он овладевает тобой, — упрекала я его.
— Ерунда. На свете существует только одно, полностью овладевшее мною.
— И что же это?
— Ты и сама прекрасно знаешь.
— О, Джосс, — воскликнула я, — иногда ты говоришь такие чудесные вещи, но ведь одержимость может исчезнуть.
— Ты всегда сомневаешься.
— Было же время, когда ты был одержим Изой Бэннок.
— Это было до того, как я увидел тебя. Все были в восторге от Изы. Я влюбился в нее, когда мне было шестнадцать лет… заодно со всеми окружающими.
— Но все это продолжалось.
— Мне кажется, она хотела этого.
— И ты подарил ей опал Арлекин.
— Назло тебе.
— Иногда я ненавижу вас, Джосс Мэдден.
— Я знаю. И это делает те периоды, когда ты любишь меня, просто удивительными.
Внезапно он серьезно сказал:
— Забудь Изу, все в прошлом. Мои поступки объяснялись тем, что ты отвергала меня. Унижала… Павлины! Павлинам это не нравится. Они становятся язвительными.
— Самый жестокий поступок тот, что ты… отдал ей опал Арлекин.
— Я собираюсь возместить это. Я подарю тебе более ценную вещь. Зеленый луч.
— Нет, Джосс.
— Тогда ты забудешь об Арлекине. Я отказываюсь от совладения. Он твой. Он в тысячу раз дороже Арлекина.
— Я как раз собиралась поговорить с тобой о Зеленом луче. Я боюсь его.
— Ты! Боишься камня?
— Да. Он погубил жизнь моей матери, изменил мою жизнь. Эзра умер из-за него. Том Полинг чуть не погиб, и я также.
— Неужели ты будешь расстраиваться из-за этой болтовни?
— Я думаю не о себе, а о своей семье… Я не хочу рисковать. У нас будет нечто такое дорогое, столь драгоценное, что его никак нельзя подвергать опасности.
— Ребенок?
Я кивнула. Я видела, что он тронут. Он улыбнулся мне нежно и с иронией.
— Что же ты предлагаешь? — спросил он.
— Мы отвезем Зеленый луч в Лондон и подарим Геологическому музею. Люди будут удивляться его красоте, а я таким образом обману находящийся в нем злой дух, потому что он никому не будет принадлежать.
— Итак, ты отказываешься от моего дара?
— Твой дар, Джосс, это не камень. Он гораздо больше того, что мог бы дать мне этот опал.
— Знаешь, — сказал он, — ты с возрастом становишься сентиментальной.
— Тебе это не нравится?
— Как же мне это может не нравиться, если я сам становлюсь таким же?
* * *
Я хотела, чтобы мое дитя родилось в Оукланд Холле, и этот каприз Джосс с готовностью выполнил. Я знала, что Бен был бы доволен: ведь Джосс его сын. И это означало, что новая ветвь появится на генеалогическом дереве в Холле, чего он всегда хотел. Мистер Вильмонт и миссис Бакет считали это справедливым.
Оукланд не изменился. А, собственно говоря, почему он мог стать другим? Только потому, что я побывала в Австралии, полюбила и чуть не умерла? Он стоял уже сотни лет и, без сомнения, был свидетелем многих трагедий и комедий.
У Мириам уже был ребенок.
— Она еще пожалеет, — говорила бабушка.
Мой дедушка стал немного смелее, видно кнут, которым бабушка кусала его, потерял свое жало. Это случилось после того, как я вернула Оукланд семье, а Ксавье женился на леди Кларе и управлял Доннингэмом.
Бабушка вела себя предупредительно по отношению ко мне и очень интересовалась ребенком, который должен был родиться в Оукланде, чем она была чрезвычайно довольна. Она даже привязалась к Джоссу после нескольких первых стычек. Думаю, что она признала его силу, которой было невозможно противостоять. Она обычно говорила: «Он получил образование в Англии», — как будто этот факт делал его более приемлемым, хотя, мне кажется, в сущности она восхищалась им за то, что он вернул семье Оукланд.
Мой сын родился ясным сентябрьским днем в сводчатой спальне, там же, где появлялись на свет все владельцы Оукланда.
Это была вершина моего счастья.
Я сидела на огромной постели, смотрела на подстриженные лужайки и чувствовала, что наконец-то я дома. Однако я прекрасно знала, что для меня нет ничего важнее, чем изменчивая, богатая событиями, счастливая жизнь с мужем и сыном. Вошел Джосс и, глядя на дитя, удивлялся этому крошечному существу. Затем он обратился ко мне:
— Она хороша, правда?
— Кто?
— Наша жизнь, — ответил он.
— Хороша, — согласилась я, — и будет еще лучше.
— Кто может быть уверен в этом? — спросил он.
— Я, — ответила я.