Особенно,... 
26 
Конечно, Володя кривил душой, когда говорил, что речь идет только о записи альбома. Записывать альбом худо-бедно можно было бы и с Сашкой, если уж на то пошло. Ну да, Готье ворчал, Готье требовал Элизу, но Готье всегда ворчит и всегда чего-то требует. Ингрид долго упиралась и оттягивала этот разговор, несколько раз Володя даже сам переспрашивал, хотят они или не хотят еще разок прослушать Элизу.
— Хочешь знать мое мнение? — зло бросала Ингрид. — Я считаю это глупостью. Она же совсем девчонка. А если гастроли? А если концерты? Да что там «если». Мы же сейчас начинаем работать по клубам. У нас уже пять предложений поработать на разогреве. Это же ночь. Начинаем в восемь, заканчиваем черт знает когда. Твою пионерку отпустят вообще? Ты об этом подумай!
— Она живет одна, — пояснил Володя, чем очень сильно озадачил Ингрид.
— Одна? Не понимаю.
— У нее родители — дипломаты. Уехали на три года в Новую Зеландию полгода назад. Так что…
— Дочка дипломатов. Еще лучше! У меня тут не детский сад, и памперсы я менять не собираюсь никому.
— Ингрид, она просто молчаливая, но в остальном…
— Молчаливая? Да уж, будем называть это так. Мне кажется, она вообще ненормальная! — Чем ближе подходил час «Х», тем злее становилась Ингрид. Она тянула до последнего. На одном из их выступлений они давали три песни в клубе где-то в Видном, и клуб этот был больше похож на кабак, если честно. Так вот, на одном из выступлений клавишник Сашка неожиданно напился так, что играть положительно не смог.
— Ты свинья! Ты просто скотина! — кричала Ингрид, а Сашка свалился, не удержавшись на ногах, на гримерный столик, похоронив под собой всю косметику. Потом его вырвало. Играли без него, а убирать за ним пришлось, конечно, Володе. Как и тащить пьяного в машину.
— Брось его здесь! — с омерзением прошипел Готье. Его обычно отсутствующее, немного не от мира сего выражение лица сменилось гримасой ненависти и отвращения. Ингрид, бледная, пыталась как-то сгладить ситуацию, но как ты ее сгладишь? Готье — помешанный на экологии и природе гений — почти не пил и не курил никогда в жизни, не говоря уж о чем-то еще, что считается нормальным для музыкантов и вообще людей творческой профессии. Готье был ненормальным трезвенником, он желал сохранять ясность ума, и вместо того, чтобы выпить или покурить, или чего-то еще, он шел в лес или лез в горы. Например, уезжал на Алтай.
— Если его бросить здесь, его могут забрать в милицию.
— Это все из-за тебя, Ингрид. Ты поставила меня в такое положение, — сухо сказал Готье. — Я устал от того, что меня никто не слышит. У нас должна была быть на клавишах трезвая белокурая Элиза, вместо этого ты, Ингрид, продолжаешь держать на клавишах этого борова.
— Готье! — воскликнула она. Но он махнул рукой, останавливая ее.
— Не стоит. Слова тут ничего не значат. Ты ошиблась. Точка. Как и всегда, ты делала только то, что хотела, только то, что нужно тебе. Ты плевала на музыку, Ингрид.
— Ты куда? — крикнула Ингрид, когда Готье развернулся и пошел от нее.
Ингрид метнулась за ним.
— Нет, — крикнул он. — Не смей за мной ходить, а то я навсегда с тобой порву!
— Что? — ахнула она.
Однако Готье больше не сказал ни слова. Через несколько минут его длинная фигура исчезла в темноте.
Ингрид попросила Володю поговорить с Элизой.
— Я попробую, — сказал он, а потом взял все на себя: подобрал гитару Готье, поймал две машины, доплатил водителю одной, чтобы тот довел спящего пьяным сном Сашку до двери и передал с рук на руки родителям. Он поехал с Ингрид домой, потому что она вцепилась в его руку и просила не оставлять ее теперь одну. В машине она плакала и говорила, что действительно давно надо было гнать этого козла и что она будет делать, если Готье не приедет совсем.
— Он приедет, не волнуйся, — успокаивал ее Володя. Но Готье не было четыре дня, и четыре дня Володя был вынужден сидеть с Ингрид. Он не давал ей курить каждую минуту, вынимал у нее из рук кофе, укладывал спать. Он никогда не видел, чтобы человек так мучился, так ждал. Он сам никогда никого так не ждал, как собака, которую оставил на улице жестокий хозяин. Четыре дня Ингрид думала, что группы «Сайонара» больше не существует, думала о том, что не совсем понимает, как дальше жить. Потом Готье вернулся. На нем была другая одежда, волосы были повязаны какой-то новой бечевкой. Вид у него был свежий и отдохнувший.
26 
