– Да так, романист. Скука одна, в общем. А ты как?
– А у меня теперь рыжие волосы.
– Да что ты, вау! – Я попыталась представить ее с рыжими волосами, но у меня не получилось. Я подумала, что рыжий тоже не слишком-то ее цвет. Рыжий хорош для юных субтильных девочек с белой кожей, он делает их оригинальными и утонченными. Но Марина – невысокая, полная, со следами своих немолодых лет на лице – должна была бы остановиться на чем-то естественном, на каштане или ореховом оттенке, он бы ее сильно омолодил. Впрочем, вопрос в исполнении. Мне захотелось на нее взглянуть. Этот странный материнский инстинкт, откуда бы ему вообще взяться? Может, мне пора задуматься о биологических часах? Нет, только после того, как будет выплачена ипотека.
– Я сегодня была у твоего мастера, это просто супер. Мне нравится просто ужасно, только вот я не знаю, что скажет Вася. Он считает, что…
– Все бабы должны быть блондинки, иначе зачем химики перекись придумали, – продолжила я.
Возникла пауза, потом мы дружно расхохотались. Как ни крути, мы обе жили со Свинтусом, и фразы его, и жуткие похабные высказывания, это его «мнение» по любому вопросу, что, даже если он говорил о том, чего не знает, он все равно прав – все это было нам обеим хорошо знакомо. Мы могли быть эхом друг друга, одна из нас начинала фразу, а другая заканчивала.
– Мне плевать. Пусть орет.
– Ты ему скажи, что потом перекрасишься обратно, а пока что нельзя – полгода. Так он быстрее отвяжется.
– Да уж, ему не стоит ничего доказывать, – согласилась Марина.
Мы поболтали еще. Она рассказала, что ей на днях звонила старая подруга из больницы, где она работала. Что дочь приедет из Лондона только к Рождеству. Я рассказала ей, что мне нужно как-то придумать, как теперь качать пресс по-новому, так как позвонок протружен именно там, где и нельзя.
– Вот откуда что берется? Веду здоровый образ жизни, не пью, не курю.
– А я и пью, и курю, – усмехнулась Марина.
Еще раз она позвонила следующим же вечером, причем когда я говорю «вечером», я именно это и имею в виду. Ее номер на моем аппарате (без имен и подписей) высветился, когда я лежала на диване и ждала Свинтуса – он отмокал в ванной. Было около одиннадцати, так что это вообще была уже скорее ночь. Увидев Маринин номер, я дернулась, поднялась, отошла к окну (на всякий случай) и прошипела:
– Ты что? С ума сошла?
– Прости! – пробормотала Марина нетвердым, но веселым тоном.
– Уже поздно, он мог увидеть твой номер.
– Не думаю, что он его помнит, – фыркнула она. – Он далеко?
– В ванной, – брякнула я, запоздало спохватившись, что эта информация может как-то Марину задеть или расстроить.
Но Марина не расстроилась.
– Отлично! – воскликнула она и продолжила: – Как думаешь, он у тебя еще долго будет?
– А что? Ты задумала ограбление и побег? – хмыкнула я. – Ищешь соучастников?
– Подельников, – согласилась Марина, и по ее тону я окончательно убедилась, что она прилично выпила. – Слушай, а ты не могла бы мне позвонить, когда он станет собираться домой?
– Зачем? – нахмурилась я. Все это выглядело уже немного странным.
– Помнишь, я тебе рассказывала о подруге из больницы? Она ко мне в гости приехала, но Вася же ненавидит всех моих подруг, особенно из той жизни. Ты понимаешь?
Я понимала. Главное, чего хотел Свинтус от своих женщин, чтобы те: а) сидели, б) тихо. И желательно в полном одиночестве. Общение с другими мужчинами было исключено по определению, какими бы старыми и страшными те ни были. Даже Тимофей, наш дворник, нервировал Свинтуса, так как улыбался мне, когда здоровался. И кому какое дело, что Тимофей улыбается всем. Он просто вежливый парень.
– Чего этому черножопому от тебя надо? – бесился Свинтус.
– Он вообще-то русский! – поддевала я его, но Свинтус только пожимал плечами.
– Без разницы. Чего он пялится?
– Может, хочет чаевых?
– А в морду он не хочет получить? – злился Свинтус.
Я только отмахивалась от него и игнорировала дальнейшие претензии. Но я могла себе это позволить. Я была своевольная, нервная, истеричная молодая любовница с большими запросами. Марина же – другое дело. Она, как горная вершина, была давным-давно покорена и освоена. Свинтус ее подавлял, навязывая свои правила игры. Подруги были запрещены, потому что они – самое страшное зло. Со мной было проще, у меня подруг не было. Я предпочитала как раз мужчин. А маникюрша не в счет.