Особенно,... 
58 
– Врач привязан к своим больным, – отговорился доктор Пларр.
Самолет нырнул в воздушную яму, и Эскобару пришлось ухватиться за кресло Пларра.
– Осторожнее, милый. Смотри еще что-нибудь себе повредишь. Лучше сядь.
Может быть, Эскобара рассердил безразличный тон, каким жена выразила свою озабоченность. А может быть, он принял ее предостережение как попытку бросить тень на его machismo. Он произнес с уже откровенной насмешкой:
– Насколько я знаю, сейчас вы привязаны к очень дорогой вам пациентке?
– Мне одинаково дороги все мои пациентки.
– Я слышал, что сеньора Фортнум ожидает ребенка?
– Да. И как вы, наверное, знаете, сеньора Вега тоже, но она не доверяет мне как акушеру. Она пользуется услугами доктора Беневенто.
– Скрытный же вы человек, Эдуардо, – сказал Эскобар.
Он неловко пробрался мимо жены на место у окна и сел. Стоило ему закрыть глаза, и он, казалось, заснул, выпрямившись в кресле. Так, вероятно, выглядел один из его предков, когда спал верхом, пересекая Анды; он мягко покачивался вместе с самолетом, пролетавшим сквозь снежные скопления облаков.
– Что он этим хотел сказать, Эдуардо? – шепотом спросила его жена.
– Почем я знаю?
Насколько он помнил, у Эскобара был крепкий сон. Как-то раз, в самом начале их связи, Маргарита сказала:
– Его ничто не разбудит, разве что мы замолчим. Поэтому продолжай говорить.
– О чем? – спросил он.
– О чем хочешь. Почему бы тебе не рассказать, как ты меня любишь?
Они сидели вдвоем на кушетке, а муж спал в кресле, повернувшись к ним спиной, в другом конце комнаты. Доктору Пларру не было видно, закрыты у него глаза или нет. Он осторожно сказал:
– Я тебя хочу.
– Да?
– Я тебя хочу.
– Не говори так отрывисто, – сказала она и потянулась к Пларру. – Ему надо слышать размеренные звуки тихой речи.
Трудно произносить монолог, когда тебя ласкает женщина. Доктор Пларр в растерянности стал рассказывать сказку о трех медведях, начав ее с середины, и с тревогой наблюдал за могучей, скульптурной головой над спинкой кресла.
– И тогда третий медведь сказал грубым голосом: «А кто съел мою кашу?»
Сеньора Эскобар сидела верхом у него на коленях, как ребенок на деревянной лошадке.
– Тогда все три медведя пошли наверх, и медвежонок спросил: «А кто спал в моей кроватке?» – Он стиснул плечи сеньоры Эскобар, потерял нить рассказа и продолжал первой пришедшей ему в голову фразой: – По кочкам, по кочкам, бух…
Когда они снова сели рядом на кушетку, сеньора Эскобар – он еще не привык тогда звать ее Маргаритой – сказала:
– Вы что-то сказали по-английски. Что?
– Я сказал, что страстно вас хочу, – благоразумно схитрил доктор Пларр. Это отец качал его на коленях, мать не знала никаких игр. Может, испанские дети вообще не играют, во всяком случае в детские игры?
– На что Густаво намекал, говоря о сеньоре Фортнум? – снова спросила Маргарита, вернув его в сегодняшний день и в самолет, который ветер мотал над Параной.
– Понятия не имею.
– Я была бы ужасно разочарована, Эдуардо, если бы у вас оказалось что-то общее с этой маленькой putain. Я ведь до сих пор к вам очень привязана.
– Извините, Маргарита, мне надо поговорить с полковником Пересом.
Внизу под ними мигали огни Ла-Паса, фонари вдоль реки словно прочертили белую полосу; при полной темноте на другом берегу казалось, что эти фонари обозначают край плоской земли. Перес сидел в дальнем конце самолета, возле уборной, и место рядом с ним не было занято.
– Есть какие-нибудь новости, полковник? – спросил доктор Пларр.
– Новости о чем?
– О Фортнуме.
– Нет. Откуда? А вы ждете новостей?
– Я-то думал, что полиция что-нибудь знает… Разве по радио не говорили, что вы ищете его в Росарио?
– Если он действительно был в Росарио, они успели бы привезти его в Буэнос-Айрес.
– А что это был за звонок из Кордовы?
– Наверное, глупая попытка сбить нас с толку. О Кордове не может быть и речи. Когда они звонили, они вряд ли успели даже до Росарио добраться. Езды пятнадцать часов на самой ходкой машине.
– Тогда где же он, по-вашему, находится?
– Вероятно, убит и скинут в реку или же спрятан где-то поблизости. Что вы делали в Буэнос-Айресе?
Вопрос был задан из вежливости, а не в порядке допроса. Переса это интересовало не больше, чем Эскобара.
– Хотел поговорить с послом по поводу Фортнума.
– Да? И что он вам сказал?
– Я нарушил его послеобеденный сон. Он сказал, что беда в том, что никому, в сущности, до Фортнума нет дела.
58 
