Он засунул ее в машину. Она оцепенела, протянула было руку к дверце, но замерла от его рыка.
– Больше не зли меня, Джессика, или я за себя не ручаюсь.
– Вы… вы не заставите меня идти с вами. – (Он презрительно молчал, ведя машину.) – Если вы не остановитесь, я выпрыгну. – Ее паника достигла предела.
Он не смотрел на нее, но было видно, как он зол.
– Еще одно движение – и я остановлюсь и перекину вас через колено.
– Не смешите меня. – Но он это сделает, понимала она и, несмотря на унижение, прикусила язык и молчала, пока они не подъехали к одной из лондонских больниц. – Зачем вы сюда меня привезли?
Кольт молча вытащил ее из машины и так хлопнул дверцей, что было понятно: его терпение на исходе.
– Я не пойду, пока вы не скажете… Он почти втолкнул ее в здание.
– Чем могу помочь?
Хорошенькая медсестра улыбалась, Кольт в ответ был само очарование.
– Скажите, миссис Моника Робертс у вас?
Медсестра посмотрела в книгу.
– Да, миссис Роберте сейчас у Маскета Варда…
– Вы не скажете, когда она поступила?
– Утром. Но я знаю, что она скоро родит. – Девица была сражена; голодным взглядом она пожирала Кольта.
– Спасибо.
– Может, что-нибудь передать? Ваше имя?..
– Передайте миссис Робертс и ее мужу, что обед состоится после того, как отпразднуют рождение. Они поймут.
Они вышли на улицу, и Джессика повернулась к Кольту, готовая провалиться сквозь землю.
– Извините. – Она беспомощно подумала: конечно же, это не соответствует тому, что она наговорила. – Я не имела права делать такие заключения.
– Но ты их сделала. – Он долго молчал. – Пойдем, мы загораживаем дверь; не хочу, чтобы какая-нибудь несчастная родила на пороге. Они позвонили мне около четырех. Рассел пытался тебе дозвониться, но не смог.
– Я ходила в магазин. – Джессика не решалась поднять глаза. Намеревалась показать Кольту Айронсу, какая она элегантная и рассудительная женщина, и все испортила.
Что он сделает? Отвезет ее домой? Это будет так унизительно.
– Что ты такого находишь во мне, Джессика, чего не можешь переносить? Я вижу, что физически привлекаю тебя, но как человек… В чем секрет?
– Это не так, – с тоской прошептала она.
– Так, черт возьми! – рявкнул он. – Я понимаю, что ты пока не желаешь романтических привязанностей, но с самой первой встречи проявляешь явную враждебность… Ты хочешь меня и борешься с собой каждой клеточкой своего существа. Так?
– Я… я не могу спать с кем попало…
– Думаешь, я могу? Проклятье! – Он повернул ключ зажигания, и она сжалась в кресле, чувствуя, что, если разверзнутся небеса, ей не станет хуже, чем сейчас. Она сделала огромную, гигантскую ошибку, но как объяснить, что причиной тому – ее чувства к нему?
Любой ценой надо это скрыть. Скрыть то, что она его любит. Нет… это открытие обрушилось на нее сейчас, среди стыда и ужаса, и она поняла, что с самой первой встречи боролась с Кольтом только по этой причине.
Она не верила в любовь с первого взгляда – до того, пока не встретила его. О, теперь она расплачивается за неверие.
Если бы он не ворвался в ее жизнь как метеор, она продолжала бы думать, что любит Вильяма. Теперь же она любит человека, который не способен на ответное чувство и никогда не захочет чего-то большего, чем краткая физическая близость.
Джессика была так убита, что не сразу заметила, что они едут незнакомой дорогой.
– Куда мы едем? – Голос был такой слабый и покорный, что он стрельнул в нее глазами.
– Ты хочешь сидеть в ресторане на глазах толпы?
– Нет…
– Я тоже. Я позвоню в ресторан из дома, когда мы туда доедем. – После всего происшедшего она не посмела возмутиться, но он продолжал так, как будто она что-то сказала: – Я в состоянии принять у себя дома женщину и не накинуться на нее, – его голос звучал печально, – так что из логова волка ты выйдешь невредимой.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Апартаменты Кольта оказались как раз такими, какие и следовало ожидать от миллионера-плейбоя. И именно это глубоко задело ее.
Джессика уже достаточно знала этого сложного человека и понимала, что истинный Кольт Айронс скрывается где-то глубоко под броней циничности и броня эта очень толстая. Роскошная, типично холостяцкая квартира, с черной кожаной мебелью и дорогими серыми коврами, в которой все, от штор до телевизора, управлялось кнопками пульта, не выдавала ни единой черты личности хозяина – нигде не было видно ни фотографий, ни украшений, ни растений.