78 
– Он ее и пальцем не тронет, – решительно пообещала Дженни, хотя и не представляла себе, как этого добиться. – Когда бы ты хотела рассказать обо всем маме?
– Приходите к нам завтра… если можете, конечно. По субботам папа обычно ездит в бар в Мьюзе и возвращается поздно. Мы с мамой будем одни.
– Во сколько?
– Ну, около двенадцати, я думаю, будет нормально… К этому времени папа наверняка уже уйдет. А мама будет дома… По субботам она весь день стирает.
– Договорились. Я приду, – сказала Дженни и еще раз крепко обняла Люси. – Не бойся, все будет хорошо.
Через несколько минут Люси ушла, а Дженни поднялась наверх, чтобы рассказать обо всем Биллу, который терпеливо сидел в спальне, чтобы не мешать ее занятиям с девочками.
– Вот бедняжка! – вздохнул он, качая головой, когда Дженни пересказала ему все, что услышала от девочки. Билл несколько раз видел Люси на занятиях кружка, но ее родителей не знал, поскольку в церковь они не ходили (в этом, кстати, состояло основное различие между ним и Дженни: Билл поневоле имел дело только со своими прихожанами, тогда как ее кружки и группы были открыты для всех).
– Как ты думаешь, что теперь с ней будет? Что сделают ее родители? – спросил он после небольшой паузы.
– Понятия не имею. Я знаю только, что глава семьи пьет, а напившись, бьет мать, да и дочери наверняка попадает, так что предсказать отцовскую реакцию довольно легко. Что касается матери… вряд ли она обрадуется, все-таки Люси только четырнадцать. Завтра я поговорю с ней, пока отца не будет. Ребенка, скорее всего, придется оставить: Люси на пятом месяце, и предпринимать что-либо уже поздно. С другой стороны, рожать в этом возрасте – такое же преступление, как и аборт. Люси придется многое вынести – и не только роды, а ведь она сама еще ребенок!
На этом разговор закончился. На следующий день Дженни встала пораньше и без четверти двенадцать сидела в своем ярко-желтом «Шевроле», чтобы ехать к матери Люси. Когда она отыскала наконец нужный дом, девочка уже ждала ее на крыльце.
Когда Дженни вошла, мать Люси складывала на кухне предназначенное для стирки белье и что-то негромко напевала себе под нос. При виде Дженни на ее лице отразились испуг и растерянность. Мать Люси знала, кто такая Дженни Суит, знала, что ее дочь ходит к ней в кружок.
– Что-нибудь случилось? – спросила она, бросив на дочь подозрительный взгляд. – Ты что-нибудь натворила?
Люси отрицательно покачала головой, но отвела глаза.
– Все в порядке, миссис Фергюссон, – ответила за нее Дженни, и мать Люси растерялась еще больше. Она производила впечатление нервной, немного истеричной, неуверенной в себе женщины, о чем свидетельствовала и ее первая реакция – попытка обвинить дочь в каких-то проступках (на занятиях Люси несколько раз жаловалась на эту «привычку» матери, так что Дженни не удивилась).
– Я беременна! – неожиданно выпалила Люси и, бросившись матери на шею, зарыдала. Миссис Фергюссон тоже заплакала, крепко обнимая дочь. Дженни усадила обеих за кухонный стол, налила матери стакан воды, после чего Люси, запинаясь и всхлипывая, пересказала свою простую и печальную историю.
Признание дочери повергло миссис Фергюссон в самое настоящее смятение. «Как ты могла?! – то и дело повторяла она. – Как ты могла?!!» Но дело было сделано (зов природы, виски и настойчивость молодого человека этому способствовали), и теперь нужно было искать выход из создавшегося положения. Мать Люси, однако, все еще пребывала в растерянности. Первым делом она сообщила дочери, что теперь «отец убьет нас обеих». Дженни вызвалась было сама довести все до сведения мистера Фергюссона, но мать Люси, поблагодарив за предложение, отрицательно покачала головой. Она была уверена, что это не улучшит, а только ухудшит ситуацию. Нет, сказала она, придется им как-нибудь самим выпутываться. Люси, сказала она, поедет в монастырь Святой Девы Марии – как можно скорее, пока никто не заметил ее состояния, – и останется там до родов. Когда ребенок появится на свет, она оставит его в приюте на попечение монахинь, а сама вернется домой. «Хоть бы он родился мертвым!» – добавила миссис Фергюссон, и Дженни вздрогнула. Ей было очень тяжело слышать подобное, но она постаралась справиться с собой. Впрочем, разговор и без того получился очень тяжелым. Люси все время плакала, ее мать – тоже, и Дженни снова вернулась домой в подавленном настроении. Она, конечно, рассказала обо всем Биллу, но только для того, чтобы выговориться. Так или иначе сделать они ничего не могли.
78 
