Элла кивнула. Его слова заставили ее сердце бешено колотиться. Она понимала, что невозможно и дальше откладывать разговор, но очень боялась необходимости решающего раута. Боялась того, что ее ждет впереди: пустого холодного будущего без мужа.
Она все еще надеялась, что они забудут прошлое и начнут новую жизнь. Жизнь, основанную на любви, которая витала в воздухе с момента рождения их дочери. С того самого мига, когда их взгляды встретились и они признали появление новой жизни, объединившей их навсегда.
Они чувствовали себя слегка потерянно, когда приземлились в знаменитом Самалтине, держа на руках новорожденную дочку. Они назвали ее Риана, потому что обоим нравилось это имя, а когда Элла узнала, что оно означает «душа от Бога», то понравилось ей еще больше. Некоторое время Элла все еще находилась под влиянием гормонов и нахлынувших эмоций, и ей легко было представить себе, что они — обычная супружеская пара, у которой только что родился ребенок.
Но постепенно воспоминания об интимности совместных родов поблекли, и осталась лишь пара, которой предстояло принять немало серьезных решений. И сейчас они стояли друг напротив друга в ожидании, что другой начнет разговор первым. Элла отдала бы все, чтобы вновь оказаться в бедуинском шатре и почувствовать близость Хасана. Но она не могла постоянно прибегать к экстренным медицинским ситуациям, чтобы встряхнуть его эмоционально.
— Ты сказала, что хочешь уехать домой, — сказал наконец Хасан, прорвавшись в ее мысли, словно судья с обвинительным приговором. — Ты все еще хочешь этого?
Элла вздохнула, вернувшись в суровую реальность. В последовавшие за рождением Рианы дни было просто забыть о своем шатком положении, но вопрос Хасана напомнил ей, что невозможно игнорировать данность и дальше. Шаткость лежала в основе их брака и всех отношений с Хасаном. Ничего не изменилось.
Превращение Эллы из новой королевы в мать младенца ничего существенно не изменило в ее жизни. «И так будет всегда, пока я с Хасаном», — поняла она вдруг. Как может что-то измениться, если он этого не хочет?
Теперь, услышав его вопрос, она осознала: все еще хуже, чем она себе представляла. Он хочет, чтобы она уехала.
— Я подумала, можно подождать…
— Подождать чего, Элла? — горько прервал ее Хасан. — Пока я еще больше привяжусь к Риане и не смогу перенести расставания с ней?
— Ты хочешь, чтобы я уехала, — произнесла она тихо.
Хасан вздрогнул, как от удара. Неужели она готова бередить рану, делая боль еще нестерпимее? И может ли он винить ее в этом, раз сам выбрал для них этот путь?
— Я не вижу альтернативы. — Его голос звучал непривычно глухо. — Конечно, ты не можешь дождаться, когда сбежишь от мужчины, который вынудил тебя приехать сюда, хотя ты хотела остаться в Лондоне. Мужчины, у которого нет ни сердца, ни сострадания. Я посмотрел на себя твоими глазами, Элла, и мне не понравилось то, что я увидел.
— О чем ты говоришь? Я не понимаю, — прошептала Элла.
— О портрете! — вскрикнул он. — Я только что заходил в мастерскую и увидел свой портрет, который ты нарисовала. Суровый мужчина…
— Хасан…
— Я когда-то читал историю о человеке, который продал свою душу в обмен на вечную молодость. Вместо него менялся портрет, воплотивший в себе всю темную сторону его души.
— Ты говоришь о «Портрете Дориана Грея», — автоматически заметила она.
— Да, моя темная сторона отразилась на портрете, который нарисовала ты, только я не получу молодость взамен, — горько сказал Хасан, осознавая, что не совсем прав. В какой-то мере мужчина обретает свое продолжение в родившемся ребенке, подобное дару вечной молодости. Только он не станет свидетелем ежедневного чуда — того, как будет расти его дочь. Он сможет видеть ее по праздникам, и каждый раз им придется знакомиться заново, посвящая этому бесценные минуты пребывания вместе. Он состарится, так и не узнав по-настоящему собственного ребенка, и ему некого винить, кроме себя самого.
— Что ты пытаешься сказать мне, Хасан?
— Хочешь знать настоящую причину, по которой я привез тебя в Кашамак, когда узнал о твоей беременности?
Элла вспомнила, как его расстроил ее утренний токсикоз и как он настаивал на том, что кто-то должен о ней позаботиться. Но она не была настолько наивна, чтобы посчитать все это причиной его решения.
— Чтобы контролировать меня? Быть уверенным в том, что я веду себя так, как этого требует беременность?