38 
– Конечно, Лисавета, – погрустнела графиня. – Я… я чем-то обидела тебя?
– Нет, что вы. Усталость последних дней, наверное, сказывается.
Женщины подобрали все то, что не подошло и оказалось недомерено, и вышли из комнатки. А я стянула проклятый корсет и все остальное и завернулась в простыню.
Слезы из глаз покатились сами собой. Но у меня даже сил не было их сдерживать. Просто сидела, обхватив себя за плечи, и тихо роняла соленые капельки на белый хлопок.
До чего же абсурдная ситуация. Находиться в доме его бывшей женщины, матери его сына, улыбаться, принимать ее старую одежду, которой, возможно, касались его руки, и понимать, что у меня всего этого никогда не будет. И эта прекрасная женщина, похожая на ангела милосердия, и обаятельный мальчишка, они были отвергнуты им. И я… жестоко выкинута из его бытия, лишенная права даже на жизнь. Недостаточно хороша.
Однажды я попыталась поцеловать его… вот только кто бы мне позволил. Это ведь не входило в его планы. Да неужели он так разборчив, что не мог немного потерпеть поцелуи ненавистной ему дуры, отважившейся привязаться, поверить в сказку?! И в него.
Хватит, хватит, хватит думать о нем. Хватит терзаться о том, кого никогда и не было. Лишь маска друга, сброшенная в первый же удобный момент.
А она была мне так дорога. И ты, Рейвар, был мне дорог.
Я крепче сжала свои плечи и заскулила:
- Мне было больно, было сладко
- Смотреть в глаза твои и петь,
- О счастье быть домашней шавкой,
- Что ты привык во мне терпеть[2].
Поверх моих рук, судорожно стискивающих плечи, легли чужие, теплые и очень красивые. Длинные музыкальные пальчики – рядом с моими, совершенно обычными да еще и с пообкусанными ногтями.
– Успокойся, девочка. Тш-ш, ты в безопасности, здесь никто не причинит тебе зла.
– Я бы не зарекалась.
– Кто тебя обидел? – заглянула мне в глаза леди Даянира.
– Жизнь. На всю голову.
– А ну прекрати так говорить! Ты умненькая девочка, я же вижу. Но, наверное, доверчивая. Тебе кто-то сделал плохо? Расскажи – может, я помогу.
– Не хочу, – упрямо тряхнула я рыжей гривой, стараясь отвернуться.
Вместо того чтобы попытаться развернуть меня к себе, графиня осторожно дотронулась до левого плеча.
– Это ведь не от когтей грифона? – спросила она, пробегая пальцами по полоске розовой кожи от ключицы и до плеча. – Тебя мой брат обидел?
– Не больше, чем я его, леди. Ваш брат мертв.
Она глубоко вздохнула:
– Этого следовало ожидать. Доигрался. Наши женщины очень мягкие и нежные. Но ведь ты сильная, правда? Иначе бы мой сын так не восхищался тобой. Он рассказывал мне, что впервые увидел женщину, которая не бежит от опасности, а поворачивается к ней лицом.
Я рассмеялась:
– В последнее время я только и делаю, что бегу. Отовсюду. Прочь.
Мелкий озноб перешел в тяжелую, липкую дрожь. Закутавшись в одеяло, я легла на постель, поджав под себя ноги и хвост. Почему-то именно его тепло было для меня сейчас важнее всего. Воплощение всех бед.
– Оставайся у нас. Здесь тебе некого бояться.
– Это вам только кажется, – неприятно усмехнулась я.
А леди Даянира, сидящая рядом и поглаживающая меня поверх одеяла, поджала губы:
– В эти дни столько суеты. Я еще по наивности надеялась, что все из-за ярмарки. Но ведь нельзя вечно обманывать саму себя. И если Бартоломео мертв, то… нас ждет война. Хорошо, что люди Рейвара успели подойти, – натужно улыбнулась она.
Я вздрогнула, не в силах сдержаться. Да, его отряд где-то в графстве – веселые, сильные, смертельно опасные парни. И сам Рейвар недалеко. А я рядом с женщиной, родившей ему сына.
По щеке скатилась слезинка, которую я так хотела скрыть.
Рука Даяниры застыла на моем предплечье:
– Минувшие полторы декады он не вылезал из Каменного Грифона, словно привязанный. Отправил Нейллина к нам, а сам лишь пару раз появился, хотя обычно пытается каждую секунду свободного времени провести с ним. А потом начал носиться как ужаленный по всему графству. Ты… – Ее голос сорвался. – Ты была там в это время?
Что я могу сказать? Нелли повезло с матерью – умная женщина.
Я просто кивнула, пряча лицо в складках одеяла.
К моей радости, леди больше не стала ничего говорить, только сидела рядом и гладила меня по волосам. Потом она дала мне стакан теплого молока с медом, словно знала, что я люблю и то и другое, особенно вместе. Уложив меня обратно в постель, Даянира осторожно накрыла одеялом съежившееся от внутреннего холода тельце и, продолжая гладить по голове и плечам, начала что-то напевать.
38 
