— Будем надеяться, что в этом году произойдет еще большее чудо. — Девушка протянула руку и благодарно сжала сухие, обтянутые темной, похожей на пергамент кожей пальцы старой цыганки. — До свидания, госпожа Биби.
Она простилась и с бароном, а цыганкам, что продолжали пялиться на нее издали, помахала рукой. Грум подсадил свою госпожу в седло, и они галопом помчались назад.
Однако Вальда избрала кружной путь — через парк, чтобы вернуться в замок с противоположной стороны и избежать нежелательных вопросов.
— Не стоит рассказывать, куда мы ездили, — уже возле самых замковых стен обронила она груму. — Ты ведь знаешь, что большинство слуг сторонятся цыган и опасаются.
— Что верно, то верно, мадемуазель, — согласился тот. — Горничные, те нипочем не выйдут в парк, когда стоит табор. Боятся повстречать цыган. Говорят: те служат-де самому дьяволу — оттого и такие черные.
Вальда усмехнулась. Да, нынче жители Прованса именовали цыган словом «караке», то есть «воры». А в средние века кочевое племя носило здесь прозвище «рабуэн», что означало нечистую силу. Конечно, в новые времена простой народ стал гораздо просвещеннее и не так суеверен. Но страх перед цыганами остался, и в целом люди глядели на пришельцев с недоверием и подозрительностью, а едва завидев табор, принимались неистово креститься, призывая всех святых.
— Вот поэтому, — проворковала Вальда, — пусть эта поездка останется нашим маленьким секретом. Пожалуй, лучше не говорить о ней даже господину графу.
— Можете на меня положиться, мадемуазель.
Парень служил в замке с самого детства. Конюхом он был превосходным, а юную хозяйку за любовь к лошадям и талант наездницы просто обожал.
— Вот и хорошо, — с чарующей улыбкой промолвила Вальда.
Оставив лошадь в конюшне, она пробралась в дом так же, как и вышла, — через заднюю дверь.
Сбросив одежду для верховой езды и появившись за завтраком в прелестном утреннем платьице, юная авантюристка поняла, что родители ни сном, ни духом не догадываются об ее прогулке. Очень довольная, девушка принялась беззаботно болтать о планах на сегодняшний день и с облегчением узнала, что сразу после завтрака отчим уезжает по делам в Арль, а следовательно, верховая езда на сегодня отменяется.
— Боюсь, мне не удастся вернуться раньше обеда, — сказал он.
— Разумно ли ехать в город в столь жаркий день? — недовольно покачала головой графиня. — Я думала, что мы приехали в Прованс отдохнуть и ты не будешь уезжать по делам так часто, как в Париже.
— Сегодня — особый случай. Необходимо повидаться с мэром и обсудить то недопустимое положение, которое возникло в городе с памятниками старины. С молчаливого согласия властей наши достопримечательности приходят в упадок.
— Да, я тоже что-то слышала об их неприглядном состоянии.
— Это слишком слабое определение той ужасающей картины, которую мы наблюдаем. Старинная церковь раннероманской архитектуры разрушается просто на глазах с тех пор, как была отдана некоему обществу содействия атлетическим видам спорта.
— Какое странное назначение для церкви! — поразилась Вальда.
— В другой же, еще более древней, и вовсе устроено теперь кабаре. А часть монастыря, где прежде молились доминиканцы, превращена в гужевой парк. Теперь там стоят лошади, которые тянут омнибусы до железнодорожной станции и обратно.
— Какой ужас! — не поверила графиня.
— Я того же мнения, — кивнул муж. — Потому-то не раз и убеждал мэра о необходимости что-то предпринять. Мероприятия, конечно, потребуют денег, но нельзя более допустить, чтобы наши внуки застали на месте Арля одни руины.
— Да-да, вы правы, отец! — горячо поддержала отчима Вальда. — Прованс — это живая история. Невозможно, чтобы она оказалась утрачена и позабыта!
Девушка с волнением думала, как, должно быть, прекрасен был Арль во времена рыцарства и еще раньше — при римлянах. Сейчас же, увы, ничего не сохранилось от рыцарских дворов в Ле-Бо колыбели изящных искусств, изысканной любезности и пышных турниров. А если и дальше сидеть сложа руки, Арль грозит и вовсе превратиться в заурядный провинциальный город, похоронивший свое неповторимое, славное прошлое.
После завтрака граф отбыл — в роскошном кабриолете, со щеголеватым кучером и лакеем на запятках, чьи ливреи украшали начищенные до блеска пуговицы с родовым гербом де Марлимонов. Жена и падчерица, стоя на ступенях замка, махали ему вслед.