54 
Синтия оставила попытки уследить, сколько народа приехало, сколько уехало. Роберт, по-видимому, возложил на нее ответственность за то, чтобы все шло должным чередом, а Микаэле не оставалось бы времени предаваться мрачным мыслям.
Глядя на Микаэлу, Синтия поражалась, как та могла выдерживать подобный фарс — а ведь это был именно фарс! Роберт, разыгрывающий гостеприимного, радушного хозяина и краем глаза следящий за каждым шагом дочери, не уверенный, оказывает ли на нее должное воздействие воя эта роскошь, щедрость и суматоха.
Микаэла, бледная, прелестная, очаровательно-загадочная, послушно участвует в устроенном ради нее празднике жизни, но ходит, танцует, разговаривает, смеется, как заводная кукла.
Синтии страстно хотелось назад в ясли, к детям, тянувшим к ней руки с искренней, неподдельной радостью или в больницу, к тяжелому труду, но здесь в обстановке бесцельной суеты ей некогда было хотя бы думать о Питере, гадать, вернулся ли он в Америку, или они с Луизой все еще в Англии.
Она грустно улыбалась про себя. План Роберта удался свыше всяческих ожиданий. Он исцелил ее от любви к Питеру, не осталось и чувства утраты.
Она не чувствует себя больше несчастной, как это ни удивительно. Свободная от всяческих уз, она лишь испытывала боль из-за Микаэлы и, глядя на нее, всякий раз горько винила себя. Бедное дитя переносит те же страдания, что и она когда-то, но с одной разницей — Микаэла сама пошла на добровольную жертву, отказавшись от любимого.
Синтия всей душой рвалась облегчить страдания юного существа. Взять бы ее под крыло, заключить в объятия, тесно прижать к сердцу, дать хоть частицу материнской любви, которой та не знала.
Но Микаэла никого не допускала в свой внутренний мир, и защитой ей служила броня холодного достоинства, поистине непробиваемая, исключавшая близкое общение или доверие и откровенность с ее стороны.
Синтия боялась за нее, она снова и снова спрашивала себя, есть ли хоть у кого-то право вмешиваться в чужую жизнь. Ведь она вмешалась; она намеренно отговорила Микаэлу следовать велению сердца.
«Вправе ли я судить, что верно, а что нет?» — смиренно спрашивала себя Синтия. И вопрос этот она задавала себе не один раз в последующие недели.
Роберт вознамерился дать грандиозный костюмированный бал, и Синтия, без сил от нескончаемых увеселений, сделала бесплодную попытку отговорить его от новой затеи.
— Слишком рано, — возражала она, — или, если хотите, слишком поздно. Многие еще в Шотландии. И вечерами уже будет холодно, выйти и погулять в саду нельзя. Куда как лучше дождаться зимы и устроить бал под Рождество.
— К Рождеству сообразим что-нибудь еще, стоял на своем Роберт. — И костюмированный бал сейчас так порадует Микаэлу.
— Я против, — сказала Синтия, — но спорить не стану. Вы устраиваете бал, вы назначаете и время.
— Весьма любезно с вашей стороны, — заметил не без сарказма Роберт.
Он встал из-за письменного стола и прошел в другой конец комнаты.
— Итак, Синтия, на сегодня, видимо, все.
Он повернулся к Синтии спиной, и она вдруг почувствовала одиночество и опустошенность.
— Роберт! — она сама не знала, что скажет, это было как крик о помощи, вырвавшийся помимо ее воли.
Он обернулся, но в эту минуту с высоко поднятой головой и холодным блеском в глазах появилась Микаэла.
Микаэла всем своим видом выражала торжество, и словно бросала отчаянный вызов. Она улыбалась, и Синтия заметила, какая это вымученная, безрадостная улыбка.
— А я искала вас обоих, — сообщила она.
Синтия поняла по ее тону, что им сейчас сообщат нечто малоприятное.
— Да? — отозвался Роберт.
— У меня для вас новость! — сказала Микаэла. — Новость, которая, я уверена, приведет вас обоих в восторг! Я выхожу замуж!
— За кого! — не сдержавшись крикнул Роберт.
— За Артура Марриотта! — был ответ. — Почему я не слышу поздравлений?
Она насмехалась над ними с безудержной и неоправданной жестокостью.
— Ты сошла с ума! — воскликнул в ярости Роберт.
— Вряд ли подходящее замечание в адрес дочери перед лицом такого события, — возразила Микаэла. Она села, нога на ногу, на край дивана. — Ты должен радоваться, что сбыл меня с рук.
Говорила она с издевкой, которая Синтии казалась горше слез. Подойдя к Микаэле, она положила руку ей на плечо.
— Микаэла, дорогая моя, зачем вы это делаете?
54 
