Послышался еще один выстрел, но пуля над головами прижавшихся к земле людей не просвистела – то ли стрелок промазал, то ли подстрелили его самого.
– Ваше высочество, я вас умоляю, не поднимайте голову! – прошептала Камилла, с силой впечатывая герцога Энгиенского затылком в землю. – Послушайте женщину хоть раз в жизни!
– Я, мужчина и военный, должен слушать вас, женщину? – прошипел в ответ Людовик. Сейчас он и выглядел и вел себя как мальчишка.
– Почему бы и не попробовать новенькое? – Камилла знала, что ведет себя непочтительно, но до почтительности ли, когда лежишь, уткнувшись в траву, и споришь с самым упрямым полководцем на свете. – Сделайте это не ради меня, так ради Анны!
Эта милая беседа была прервана появлением Виллеру. Теодор возник из сумрака, словно ангел-хранитель: плащ развевается, волосы растрепались, шляпу где-то потерял, а в руке пистолет – разряженный, судя по идущему из дула дымку.
– Камилла! – Он вцепился в нее. – Камилла, ты жива?
– И здорова. И герцог, если тебя это интересует, тоже. – Ее вдруг начал разбирать нервных смех. Теодор бросил пистолет, поднял Камиллу с земли, вглядываясь в лицо: все ли в порядке, а она осматривала его – нет ли ран, прибежал такой растрепанный... Смеяться вдруг расхотелось, пришло облегчение и громадная нежность: он рядом, он жив, и все будет хорошо.
Людовик поднялся с земли без посторонней помощи, что-то ворча, но Виллеру не обращал на него внимания.
– Камилла... – Он прижал ее к себе так крепко, что у нее дыхание перехватило. – Господи, как подумаю, что мог тебя потерять...
– Т-ш-ш. Все хорошо, Тео. – Она чуть высвободилась, обхватила ладонями его лицо, вгляделась в беспокойные глаза. – Мы оба живы, и это прекрасно. Вы поймали...
– Да. Неважно. Важно другое. – Виллеру мгновение помолчал. – Я люблю тебя.
«И ты молчал. Мерзавец. Ненавижу. Жить без тебя не могу».
– Я тоже люблю тебя, Тео, – прошептала Камилла.
Герцог Энгиенский хмыкнул и вежливо отвернулся. Впрочем, старался он совершенно зря, так как никто не оценил. Разве что наблюдавший издалека аббат де Вильморен, которому осуждать не полагалось. Разве можно осудить любовь?
– Прости, что не сказал тебе этого раньше, – прошептал Теодор. – Ты говорила..
– Забудь, что я говорила. Еще немного, и я бы не выдержала. – Камилла помолчала, улыбаясь, и вдруг заплакала.
Теодор растерялся – как тогда, давно, в ее саду, когда она плакала от бессилия.
– Камилла... Ты испугалась?
– Да нет же, глупый! – Она рассмеялась сквозь слезы. – Я плачу от счастья. В первый раз в жизни. Представляешь?
– Кажется, да.
Камилла коснулась его мокрой щеки.
Давным-давно, когда Франсуа предложил ей выйти за него замуж – как полагается, встав перед нею на колени и торжественно держа ее за руки, – Камилла тоже едва не заплакала. Но тогда она проглотила комок в горле и рассмеялась. Она была молода и уверена в том, что счастье дается даром. Они с Франсуа только начинали жить и еще не испробовали жизнь на вкус. Они были уверены, что весна будет длиться вечно.
Только теперь, стоя на поле между двумя лагерями враждующих армий и обнимая самого лучшего мужчину на свете, Камилла поняла, что все – даже весну – надо заслужить.
«Два ангела – медный и мраморный. Хорошее украшение для сада».
Они сказали друг другу, что любят. Но меняет ли это что-то?
Глава 30
Герцог Энгиенский, снова выслушав историю о заговоре – на сей раз внимательно, – распорядился заключить Жирардена и его подручных под стражу и не предавать инцидент огласке. В заговоре был замешан Мазарини, а выступать необдуманно против кардинала, вертевшего регентшей-королевой, было весьма неразумно.
Пока же все вкушали поздний ужин в шатре герцога, по личному его приглашению. Опасаться более было нечего. Теодор сожалел о пропавшем графе де Монро, нашедшем смерть в болоте. Несмотря на то что рядом стоял корпус Лаферте-Сенектера, никто не видел Габриэля. Герцог обещал, что по нему отслужат панихиду после освобождения Рокруа.
Панихида, однако, не понадобилась: в разгар ужина граф объявился сам, грязный и злой как черт. О том, как он выбрался из болота, рассказывать отказался, залпом выпил полбутылки вина и ушел, громогласно призывая слуг и требуя ванну. Зная характер графа, можно было верить, что ванну он добудет.
– Просто камень с души упал, – заметила Камилла, которая за прошедший день успела сдружиться с графом.