Особенно,... 
89 
И теперь, растворяясь в нем, я чувствовала каждой клеточкой своего тела все-то пространство, что разделяло нас, слышала стук его сердца рядом со своим. Я заблудилась в неясном тумане этой души, продолжая пить чуточку растерянный, но такой нежный… и влюбленный взгляд.
Ну же, пойми. Ты же можешь. Ты всегда все знаешь.
- Мою кожу огнем опалило,
- Тело тела коснулось слегка.
- Все на свете сразу забыла,
- Ведь в ту ночь я любила тебя.
Стоило доиграть последний аккорд, лютню из рук изъяли и сунули кружку, доверху полную крепкого грога. Я без раздумий глотнула и сильно об этом пожалела — внутренности обожгло.
— Зажуй, — сунул мне в рот кусочек копченой колбасы Вадик. — Когда ты пить научишься?
— Никогда. — Я оглянулась, асура нигде не было видно.
Вадька сел рядом и приобнял меня за плечи.
— Теперь рассказывай, что происходит.
— Где?
— Какого упыря здесь делает это клыкастое чудо?
— Стережет, как бы мне кто по шее не вломил. Желающие, знаешь ли, в очередь выстраиваются.
— А то, что ты влюблена до одури, как в это вписывается? Только мне хотя бы не ври, ты же светишься вся, как дыхание ледяного дракона.
— Никак не вписывается. Давно стоит привыкнуть, заклинанием бросить у меня всегда пожалуйста, а с собой договориться не могу. — Уткнувшись носом в теплую куртку такого родного Вадика, я едва сдержалась, чтобы по глупости не расплакаться.
— Ох, малышка, влипла ты по самое небалуй.
— Как всегда. Похоже, в этом мире я всегда буду крайней. Все, пойду спать. У меня глаза слипаются. Ничего если я опять займу твою палатку? Думаю, Амели не будет против компании. — Вадик кивнул. Встав, я поцеловала его в белобрысую макушку и улыбнулась: — Я тебя люблю, Вадик. Просто всегда помни об этом.
Мне хотелось побыть одной, так больно щемило сердце. Казалось — во всем мире нет никого, кто может помочь мне выжечь из сердца это чувство. Куда было бы проще никогда и никого не любить. Не мучиться с этим выбором. Я люблю одного. И другого. Смотрю в его синие глаза и понимаю — люблю.
Мне же по идее и смотреть на него нельзя. Только сердце шепчет «льзя, льзя». Или это феникс, я иногда путаю голос своего сердца и души.
В ближайшем лесу было спокойно и ветрено. Пахло осенью.
— Что ты здесь делаешь одна?
— Решила отдохнуть. Но мне явно этого не суждено. — Я посмотрела на спланировавшего сверху красавца асура. — А ты чего тут разлетался, как нетопырь кровососущий?
Данте улыбнулся и задрал кверху огромные кожистые крылья темнее самой ночи. Ох, как он был хорош! Я закрыла рот и посоветовала себе подобрать чуть ли не капающие слюни.
— Опасаюсь, как бы ты в очередную историю не вляпалась.
— Опять следишь? — усмехнулась я.
— Слежу. Тебя же нельзя одну отпускать. Иди сюда, — протянул он руку.
А я судорожно сглотнула и опасливо посмотрела на демона.
— Зачем?
— Я не собираюсь тебя кусать. Ты же знаешь — я не сделаю тебе больно.
— Ага! Поэтому постоянно грозишься меня отшлепать?
— Ну, это другое дело. К тому же я аккуратно.
— Извращенец! Я всегда это подозревала.
Улыбнувшись, он поймал меня хвостом и притянул к себе, заключая в объятья не хуже паутины — вроде мягкие и тонкие, но не вырваться. Все разумные мысли типа «нельзя» ушли в неизвестном направлении, оставив меня упиваться близостью этого мужчины. И что самое интересное — он ведь не может не видеть, что со мной происходит. А я больше не могу обманывать себя, уверяя: — Мне не нужна его любовь. Может разумом я это и понимаю, но пойди, убеди сердце, было бы все так просто, давно договорилась бы по ряду вопросов.
Придушите меня, что бы ни мучилась, а?
Крылья спеленали слегка дрожащую меня наподобие плаща, окружив атмосферой защищенности и тепла. Когтистые пальцы легко коснулись моего лица. А я все никак не могла оторваться от синих как вечернее небо глаз, силясь понять — что же он чувствует, к чему все это. Только проще поймать ветер.
— Ну же, перестань дрожать, — прошептал он шелестом осенней листвы.
Какое перестать, у меня уже зуб на зуб не попадал от нервной дрожи. Нет, лечиться надо. Куда я с такими нервами лезу-то? Мне бы поле валерьянки сжевать не помешало.
— Лилит, девочка моя. Что же нам с тобой делать?
— Не знаю. — Как же холодно и больно! Как жарко и сладостно!
89 
