— Я весь дрожу при одной только мысли об этом.
— И поделом тебе. — Мишель спустила ноги на пол.
— Ты у нас сегодня решительная женщина, как я понимаю. — В его голосе звучал смех, и Мишель, схватив подушку, швырнула ею в него, мгновение смотрела, как ловко он ее отбил, но подхватывать не стала. — Ну, если ты не хочешь играть со мной, pedhakimou, — пробормотал он, — тогда беги в душ и поскорее оденься.
Мишель вскочила с кровати — только потому, что он ее не удерживал, — и, через несколько минут появившись снова, торопливо надела брюки, очень элегантные, и трикотажную кофточку густо-изумрудного цвета.
Никоса ждать долго не пришлось, и после великолепного завтрака они часа два бродили по «Аквариуму», рассматривая плавающих за громадными стеклами всевозможных рыб, а потом перешли по дамбе в Дарлинг-Харбор — посмотреть, что продают в тамошних магазинах.
Стоял прекрасный летний день, солнце лишь изредка затуманивалось почти прозрачными облачками, и легкий ветерок не давал разгореться жаре.
Они поели в чудесном ресторанчике над водой, а затем сели на большой роскошный катамаран и отправились на экскурсию по Сиднейскому заливу.
Перед ними проплывали живописные виды города, невозможно было отвести взгляд от спускающихся уступами к берегу скалистых холмов, на которых друг над другом возвышались виллы. Экскурсовод то и дело поднимал руку, показывая на какой-нибудь утопающий в зелени особняк, где проживала очередная знаменитость.
Берег был изрезан бухтами и фьордами. Они медленно открывались взору и исчезали из виду, и все прибрежное пространство было заполнено стоявшими на якоре судами и лодками всевозможных размеров и форм.
Вот и прославленное здание Оперы — архитектурный шедевр, признанный ныне во всем мире, и знаменитый мост над заливом.
Из всех городов, в которых бывала Мишель, именно Сидней, как ей казалось, имеет полное право называться центром, стольным градом громадного континента, такого многогранного и многоликого. Именно этот город затрагивает какую-то особую струну в сердце человека, заставляя его думать о стране, где он родился, о патриотизме и национальной гордости.
Никос почти все время был рядом с ней и, судя по всему, чувствовал себя легко и непринужденно. Костюм он сменил на брюки и рубашку поло, в которой еще больше бросалось в глаза, какой он широкоплечий и мускулистый.
Его близость, случайное касание рук, ласковая улыбка, обращенная к ней, — все это отмечалось и запечатлевалось в ее настороженном сознании.
Тысяча миль отделяет их от Золотого берега и от Джереми. «И не будем забывать про Саску», — усмехнулась она про себя.
Как бы там ни было, здесь не надо продолжать игру. Почему же тогда Никос не сбросил свою маску? Ведь он мог это сделать, едва самолет сел в Сиднее? «Может, ему просто нравится заниматься с тобою сексом», — шепнул внутренний голос.
Они вполне могли взять отдельные номера, могли провести эти дни каждый сам по себе, а потом отправиться вместе в аэропорт и сесть на самолет до Золотого берега. Ведь так?
«Но тогда почему ты этого не сделала?» — спросил внутренний голос.
Ответить было нетрудно: она хотела быть с ним.
— Пойдем гулять, — решила Мишель, когда Никос спросил ее за завтраком, что они будут делать в первой половине дня. Их самолет вылетал после обеда.
— Кафе, магазины и?..
— И вообще, — улыбнулась Мишель.
Они взяли такси и провели несколько приятных часов, гуляя по набережной и останавливаясь у лавочек с разложенными перед ними на лотках товарами, неторопливо поели в приглянувшемся кафе, и наконец пришло время возвращаться в гостиницу, брать свои сумки и ехать в аэропорт.
Состояние Мишель становилось с каждым прошедшим часом все нервознее. Прекрасные дни подходили к концу.
— Спасибо, — тихо сказала она, стоя рядом с Никосом в ожидании багажа по прилете. — Это был чудесный отдых.
Вид у нее был не слишком веселый. Никос помрачнел. Понятно, почему. От этого Джереми можно ждать чего угодно. А вот поведение его родителей, которым он то и дело подкидывает новые проблемы, просто необъяснимо.
Заметив обе сумки на движущейся полосе, он взял их и пятью минутами позже уже выводил свой большой «БМВ» с резервной автостоянки.
— Я позвоню, хорошо? — проговорила Мишель, когда они добрались до пентхауса.
— Давай, звони. Я посижу часок в кабинете. Мишель позвонила матери, оставила послание для Эмилио и пошла в спальню распаковывать вещи.