– Ничего не понимаю, – недоумевал маркиз.
– Да, милорд, – согласилась фермерша. – И вряд ли вам кто-нибудь объяснит. Во всяком случае, не мы, живущие в таком отдалении от всех.
– Эй, мать, – перебил жену мистер Исткот, – попридержи язык. Ради всего святого, думай, что говоришь.
– А я и думаю! Думаю, – запальчиво ответила женщина. – Но его светлость правы: у меня сердце разрывается от одной только мысли, что надо уезжать отсюда, бросать свой угол. Боже мой, неужели ничего нельзя сделать?!
Миссис Исткот зарыдала и, вытирая слезы передником, вышла из комнаты.
– Что же здесь все-таки происходит? – никак не мог успокоиться маркиз.
– Простите, милорд, если покажусь вам дерзким, – тяжело вздохнув, начал фермер, – но больше мы вам ничего не скажем. И так уже наговорили много лишнего. Мое решение твердое. Я оставляю все здесь в полном порядке…
У мужчины, казалось, перехватило голос, и, не добавив больше ни слова, он вслед за женой оставил комнату.
– Ради всего святого, растолкуйте мне, что все это значит?! – в полной растерянности воскликнул маркиз.
Арабелла была уже почти готова открыть маркизу правду, но голоса игравших на дворе детей заставили ее отказаться от своего намерения. Разве имеет она право говорить? А вдруг Джентльмен Джек обнаружит, что после посещения Исткотов маркиз начал что-то подозревать, и расправится с Марлен и ее сестрой и братом?
Не исключено, что Исткоты страшились не только за жизнь детей. Марлен превратилась в хорошенькую девушку, а хозяйничавшие в округе разбойники были печально известны своим дурным отношением к женщинам. Сколько всяких историй шепотом передавали друг другу слуги, когда Арабелла жила еще дома!
– Нет, я все-таки докопаюсь до сути, – пробормотал маркиз, обращаясь как бы к самому себе. – Я заставлю их все выложить.
– Прошу вас, не требуйте от них слишком многого, – вдруг вырвалось у Арабеллы.
Маркиз удивленно посмотрел на нее:
– Вам что-нибудь известно?
– Ничего. Но я вижу, что эти люди чем-то напуганы. Откройся они вам, и это может навлечь на них страшную кару.
– Даже и представить не могу, о чем идет речь, – растерялся маркиз.
– Мне трудно объяснить это, – медленно начала Арабелла, тщательно подбирая слова, – но я знаю, что вы нанесете непоправимый вред, если заставите мистера Исткота открыть вам то, что он наверное предпочел бы оставить в тайне.
– Но это же просто непостижимо! Они любят свою ферму и всегда были счастливы здесь. Вы сами видели, как разрыдалась миссис Исткот, когда я попросил ее не уезжать! И дело не в аренде! Я уведомил всех арендаторов, что на год отменяю рентную плату, чтобы они смогли привести все в порядок. Я предложил покрыть расходы на покупку плугов, лошадей, скотины. Мог ли я сделать больше?!
– Это поистине великодушный поступок. Я знаю, что большинство фермеров в округе отчаянно нуждаются. Их дела шли неплохо во время войны, но теперь парламент чинит фермерам препоны при продаже ими зерна.
– Помню, отец говорил, что так было всегда. Во время войны государство всячески поощряет фермеров, а когда она кончается, норовит взять их измором. Однако это вовсе не объясняет поведение Исткотов. Почему они не могут сказать мне, в чем дело?
– Не настаивайте, прошу вас, – взмолилась Арабелла.
Маркиз встал из-за стола, так и не притронувшись к пирогу.
– Наверное, вы правы, – сказал он. – И все равно, я не успокоюсь, пока все не выясню.
Он был полон такой решимости, что Арабелла испугалась. Разве может один человек противостоять целой банде, державшей в страхе все население округи? Она прекрасно сознавала, каким образом Джентльмен Джек и его головорезы сумели подчинить себе всех и вся. При их беспощадности это было совсем нетрудно. Время от времени, когда становилось слишком горячо, бандиты искали укрытия на окрестных фермах, и вряд ли среди фермеров нашелся бы хоть один, кто осмелился бы отказать вооруженным, готовым на все разбойникам, которые к тому же угрожали расправиться с его детьми.
"Ведь должен же быть какой-то выход!" – на обратном пути в замок думала полная отчаяния Арабелла и не представляла, что можно сделать, хотя, как ей казалось, приложила все усилия, чтобы найти возможность рассечь этот трагически затянувшийся узел.
Глубоко погруженный в свои мысли маркиз тоже молчал нею дорогу. И только неугомонная Бьюла все время требовала ехать быстрее, пока, наконец, ее не сморил сон и она не уснула, прислонившись к Арабелле.