17 
— Это опасно? — тихо спросила Вердиана.
Сварог почувствовал злую усмешку на губах.
— Для меня — нисколечко, — сказал он. — А вот для других — очень может быть, даже наверняка, уж я постараюсь… — он откинулся на мягкую спинку дивана, прикрыл глаза. — Знаешь, что главное в этой жизни, Диана? Восстанавливать справедливость не задним числом, а в самую пору, как это получилось с тобой — мы успели вовремя. А бывает и по-другому: и справедливость восстановлена, и злодеи сучат ножками в петле, но иных уже не вернешь и иного уже не исправишь, хоть подожги все до горизонта…
Он чувствовал себя вымотанным, пустым. В который уж раз проклял и свое ремесло, и прочие жизненные сложности, никак не дававшие жить спокойно. Хотя и знал: никогда и ни за что не променял бы все это на бесхитростную, незатейливую жизнь какого-нибудь лавочника из провинции, вроде Оллана из Гаури (которого он, заехав туда месяц спустя во всем королевском блеске, собирался было вознаградить по-царски — но Оллан решительно отказался от ливня благ и взял, как он выразился, лишь столько, «чтобы зажить чуток получше»).
Теплые пальцы Вердианы погладили ему виски.
— Только не подумайте, что я вас жалею, — прошептала она на ухо. — Вы слишком сильный человек, чтобы вас жалеть. Не нуждаетесь в жалости. Я бы просто хотела хоть как-то облегчить вам жизнь, если это в моих силах. Вы улетаете прямо сейчас?
— Нет, — сказал Сварог. — Через несколько часов.
— Вот и прекрасно…
Нежные губы прижались к его губам. Обняв девушку и отвечая на поцелуи, он подумал не без грусти: милая, глупая, ты искренне веришь, что облегчаешь мне жизнь, а на самом деле лишь добавляешь сложностей — мне же еще Яне в глаза смотреть… Но никак нельзя тебе об этом говорить, коли уж так все причудливо переплелось…
Глава III
ГОСТИ ИЗ ПРОШЛОГО
Отец Алкес сидел на своем обычном месте, справа от стола Грельфи, машинально складывая бумаги в аккуратную стопу. Получалось это у него плохо — иные, порыжевшие от старости, покоробились, завились трубочками по углам, но он не обращал внимания. Кажется, главе Багряной палаты просто хотелось занять чем-нибудь руки.
Грельфи привычно очищала коротким кинжалом сургуч с горлышка «Кабаньей крови» высшего качества, бормоча свое обычное присловье:
— Ты так не смотри, светлый король, не за казенные деньги куплено, за свои. Жалованье ты по доброте своей душевной мне положил достаточное, так что могу позволить, и никакого вреда для дела не будет от малого стаканчика, только мозги прояснит.
— Золотые слова, — сказал Сварог без улыбки. — А потому налейте и мне… Отец Алкес?
— Пожалуй, — отозвался монах, перестав, наконец, возиться с непослушными бумагами.
Приятный аромат выдержанной «Кабаньей крови» распространился по комнате. Двое мужчин слегка пригубили, старуха Грельфи воробьиными глотками себя не ограничила.
— Ну что тебе сказать, светлый король… — протянула она, отставив наполовину пустой стакан. — Вот уж не думала, что вживую придется столкнуться с этими тварями. Давненько не появлялись, я уж думала, в свое время начисто извели всех рукодельников, или, верней говоря, рукоблудов. Последний раз про них моя бабка слышала в молодости, а уж с той поры годков пронеслось…
— Совершенно верно, — кивнул отец Алкес. — Последний раз таковой мастер попадал в Багряную палату около девяноста лет назад, — он положил руку на бумаги. — Здесь полные протоколы расследований и допросов… а также составленный по всем правилам и утвержденный королем приговор о сожжении на Монфоконе. Их всегда сжигали, ваше величество, эти забавы числились среди самых богомерзких.
— В чем там дело? — спросил Сварог.
Ответила Грельфи:
— Это, светлый король, где-то даже и не черная магия, а наука, — по своему обыкновению она произнесла последнее словечко с некоторым насмешливым пренебрежением. — Только и черной магии там хватает. Этакая помесь науки с магией. Случались такие вещи. Наука — она, по большому счету, дура безмозглая. И равнодушная, что ли. Ее с одинаковым успехом можно пришпандорить и к злому делу, и к доброму… Короче говоря, такие создания были известны с незапамятных времен. Мужчина с женскими причиндалами зовется «белинь», женщина с мужскими — «белина».
— А зачем они нужны? — спросил Сварог с некоторым недоумением.
17 
