Особенно,... 
101 
— За Токеранг, — глухо сказал Сварог. — Нельзя было иначе, доведись до дела, повторил бы то же самое, и тем не менее… Понимаете, там были женщины, дети, множество ни в чем не повинных людей… Муторно как-то у меня на душе…
— Ах, вот оно что… — протянул отец Грук. — Там не было людей, государь. Там были создания, как две капли похожие на людей, и не более того. Наделенные речью и разумом, но, лишенные души. А потому как бы и не существующие в глазах Господа. Для него имеет значение лишь бессмертная душа — а они состояли лишь из бренной плоти. И в глазах Господа были все равно что придорожная трава, смять которую не есть грех.
— Вы так считаете? — тихо спросил Сварог.
— Это не, я так «считаю», — с нескрываемой обидой произнес отец Грук. — Это Господь так установил. Нерадивый порой из меня слуга Божий, что скрывать, да и не богослов я, но уж каноны-то знать обязан… Грех совершает тот, кто губит душу. Отсюда и пошло «душегуб». А вы не загубили ни единой души, государь, так что греха на вас нет, и отпускать нечего. Kрестом Единого клянусь так и обстоит. Нельзя отпустить грехи, которых не было… а если сделать это для виду, просто чтобы успокоить мятущуюся человеческую душу, — вот это уже и будет нешуточный грех…
Он говорил негромко, веско — и от этого басистого, убедительного голоса мутный осадок в душе, Сварог чувствовал, стал словно бы истаивать, пропадать.
— Нельзя было иначе, — сказал он то ли собеседнику, то ли самому себе.
— Вот именно, что никак нельзя, — прогудел отец Грук. — Вы уж накрепко запомните, государь: нет погубленной души — нет и греха… И хватит об этом, простите за смелость. Давайте лучше выпьем за что-нибудь хорошее.
— Давайте, — сказал Сварог, протягивая руку к своему стакану и уже не чувствуя в душе противного осадка.
Красноярск, 2015
101 
