— Нечего спорить, — сказал Мерри. — Нам еще надо все прибрать, завязать последние узлы и спать лечь. Я вас всех до рассвета разбужу.
Когда Фродо, наконец, лег, заснул он не сразу. Ноги у него болели. Он был рад, что утром поедет верхом. Наконец, сон все-таки его сморил, и ему приснилось, что он смотрит из высокого окна на темное море деревьев, плотно спутавших ветви. Далеко внизу между корней ползали неведомые твари, он их слышал и знал, что они его вынюхивают и рано или поздно обнаружат.
Потом издалека донесся непонятный шум; сначала ему почудилось, будто ветер шумит в листьях огромного Леса; потом он понял, что это не листья, а волны далекого Моря. Он никогда не слышал шум моря в жизни — но во сне этот звук часто тревожил его. Вдруг он оказался один на просторе — не было ни деревьев, ни окна — ничего. Он стоял на плоскогорье, заросшем темным вереском, и в воздухе был незнакомый соленый запах. Подняв глаза, он увидел перед собой стройную белую башню, одиноко стоявшую на высоком скальном гребне. Его охватило желание взобраться на эту башню и увидеть море. Он полез по скале к башне, но вдруг в небе вспыхнул яркий свет и загремел гром.
Глава шестая. СТАРЫЙ ЛЕС
Фродо проснулся внезапно. В комнате еще было темно. Рядом стоял Мерри, одной рукой держал свечу, а другой барабанил по двери.
— Ну будет тебе! Что случилось? — спросил Фродо, ничего не понимая и вздрагивая со сна.
— Что случилось! — воскликнул Мерри. — Вставать пора. Уже полпятого, туман такой, что ничего не видно. Поднимайся! Сэм готовит завтрак, даже Пипин встал. Я пойду пони седлать и вьючного сюда приведу. Буди лежебоку Толстика! Он должен нас хотя бы проводить, пусть встает.
В шесть часов пятеро хоббитов были готовы. Толстик еще зевал. Тихо, почти крадучись, они вышли из дома. Впереди Мерри вел в поводу навьюченного пони. Мокрые листья на деревьях блестели, с каждой ветки капало. Трава поседела от холодной росы. Было совсем тихо, и дальние звуки слышались очень отчетливо: гомон домашней птицы, стук чьей-то калитки.
Пони стояли в сарае на лугу: небольшие, упитанные и крепкие, каких любят хоббиты; на них нельзя быстро скакать, но они прекрасно выполняют тяжелую работу от зари до зари. Усевшись верхом, путешественники въехали в туман, который потревожено раздвигался перед ними и зловеще смыкался сзади. Ехали медленно и молча. Примерно через час перед ними выросла Городьба. Она была высокая, и с нее свисала паутина в серебряных каплях.
— Как же вы через нее проедете? — спросил Толстик.
— За мной! — сказал Мерри. — Увидишь.
Он свернул вдоль Городьбы влево, и вскоре они подъехали к широкой яме. Городьба обходила ее, изгибаясь внутрь, и недалеко от нее из ямы в землю полого уходил желоб с кирпичной кладкой по бокам. Кладка постепенно становилась выше, желоб превращался в туннель, нырял под Городьбу и выходил в овраг с противоположной стороны.
Толстик придержал пони.
— До свидания, Фродо! — сказал он. — Лучше бы ты в Лес не ходил. Надеюсь, что вас не придется спасать раньше, чем день кончится. Но желаю вам удачи — сегодня и потом!
— Если на моем пути самым страшным окажется Старый Лес, я буду считать, что мне очень повезло, — сказал Фродо. — Скажи Гэндальфу, чтобы спешил на Восточный Тракт: мы скоро на него выйдем и поскачем так быстро, как только сумеем. Прощай!
Остальные тоже закричали «Прощай!», спустились в желоб и скрылись в туннеле. В нем было темно и сыро. В дальнем конце оказались решетчатые ворота из толстых железных брусьев. Мерри слез с пони и отпер их, а когда они все прошли, толкнул двумя руками. Ворота захлопнулись, щелкнул запор. Звук получился зловещим.
— Все! — сказал Мерри. — Вы уже не в Хоббитшире, а на краю Старого Леса.
— А то, что про него рассказывают, правда? — спросил Пин.
— Не знаю, что тебе рассказывали, — ответил Мерри. — Если старые сказки, которыми Толстика няньки пугали, про гоблинов, волков и всякое такое, то неправда. В них я, конечно, не верю. Но Лес этот странный. Все здесь вроде живое, понимает, что вокруг делается, не так, как в Хоббитшире. И деревья здесь не любят пришельцев. Они следят. Обычно они только следят, ничего особенного не делают, во всяком случае, днем, при свете. Иногда какое-нибудь совсем неприветливое ветку сбросит, или корень выставит, или петлю из плюща на тебя закинет. А ночью вещи пострашнее происходят, мне рассказывали. Я здесь после захода солнца был всего раз или два, да и то возле самой Городьбы. Мне показалось, что все деревья перешептываются, сообщают друг другу новости на непонятом языке; и ветви качались и трогали друг друга без всякого ветра. Говорят, что эти деревья ходят, могут окружить чужака и придавить. Однажды давным-давно они в самом деле напали на Городьбу: подошли к ней, вросли в землю рядом, перегибались через нее, спускали ветки наружу. Но хоббиты пришли, порубили сотни деревьев, разложили большой костер и выжгли в Лесу длинную полосу восточнее Городьбы, недалеко отсюда. Лес больше не нападал, но стал еще враждебнее. Там, где был костер, до сих пор просека осталась. На ней ничего не растет.