Особенно,... 
241 
Нэнни под руку со своим элегантным молодым адвокатом шла мимо рядов белых людей, которые когда-то похитили и поработили ее. Дуг не был уверен, что сможет защитить ее в случае покушения, но он чувствовал, что королева довольна. Ему не хотелось думать о разговорах среди своих соседей и о том, как его поступок отразится на дальнейшем сотрудничестве с другими плантаторами. Но он с удовольствием предложил Нэнни сопровождать ее. Дуг чувствовал глубокое уважение к этой маленькой, незаметной женщине, которая, сохраняя невиданную гордость и силу, проделала долгий путь от рабыни до мстительницы, а теперь пришла к заключению мира.
Аквази смотрел на Нэнни сверху вниз, исполненный презрения. Он уже несколько часов назад пробрался на площадь и смешался с рабами, которые устраивали там ограждения и сколачивали трибуны. Однако он поначалу не мог найти идеальную позицию для обстрела — так или иначе, будет непросто стрелять поверх голов людей. Перезарядить оружие быстро вряд ли удастся, скорее всего, следует ожидать, что у него будет возможность сделать один-единственный выстрел. А ему очень хотелось убить, кроме губернатора, еще и Нэнни. Или Кудойе... Или все же Фортнэма? Если он попадет только в белых, то подозрение неизбежно падет на маронов, и вряд ли Нэнни и других в таком случае отпустят с миром. Если Аквази устроит все ловко, то белые будут работать в его пользу. А если ему еще и немного повезет, то на площади сразу же возникнет настоящий бой. Однако ему нужно было найти безопасное место. И лучше всего на каком-то возвышении.
Пока Аквази напряженно раздумывал, улицы наполнялись людьми, с неохотой уступавшими дорогу каретам плантаторов, которые, конечно, приказывали отвозить себя прямо к их местам для сиденья. Одна из этих карет неплохо подошла бы.
Аквази надеялся, что кучера поставят их на краю площади, но был разочарован. Солдаты, которые помимо своих прямых обязанностей, еще и указывали зрителям их места, приказали кучерам освободить непосредственное окружение площади. Затем в поле его зрения появилось необычное транспортное средство — Аквази с удивлением наблюдал за прибытием паланкина, который несли четверо крепких рабов. Человеком, который с трудом вышел наружу, оказался Холлистер — и он тут же начал ругать солдат за то, что те приказали его рабам отнести носилки в сторону.
Аквази не разбирал его слов, но хорошо мог себе их представить. Явный инвалид — Аквази ухмыльнулся при воспоминании о том, что с ним случилось, — хотел, чтобы его средство передвижения оставалось поблизости, если это мероприятие покажется ему слишком затянувшимся. После коротких переговоров рабам разрешили поставить носилки в начале узкой боковой улицы в непосредственной близости к хозяину. Четверо рабов тут же растянулись в тени. К церемонии у них явно не было никакого интереса, но никто вокруг не удивился бы, если кто-то из них залез бы на крышу паланкина и с этой позиции наблюдал бы за происходящим. Аквази осмотрел деревянный каркас носилок. Больше чем одного человека его сложения он не выдержит, но под ним одним вряд ли сломается. Аквази медленно крался к рабам.
Маану чувствовала, что совсем выбилась из сил. Она уже несколько недель пряталась в окрестностях Каскарилла Гардене, так же, как и Аквази. Адвеа снабжала свою дочь пищей и рассказывала ей деревенские сплетни, однако об Аквази она ничего не знала. Маану также не говорила о нем, хотя с удовольствием обсудила бы е кем-нибудь вопрос о том, что заставило ее супруга держаться вблизи белых людей. Она была готова последовать за любимым мужем в изгнание, но Аквази, в первые же дни, дважды весьма грубо дал ей от ворот поворот. Она должна была идти назад в Нэнни-Таун и ждать. Маану в страхе и неуверенности осталась в горах, после того как он злобно запретил ей следовать за ним дальше. Однако что бы это дало, если бы она осталась ожидать в Нэнни-Тауне? Королева изгнала Аквази — неужели он действительно надеялся, что она однажды отменит свой приказ?
Маану не могла поверить в это, но прежде всего она не могла сидеть без дела. Она достаточно долго ждала Аквази, но ей удавалось сблизиться с ним лишь тогда, когда она навязывалась ему. Маану сама презирала себя за это, однако стоило ей лишь увидеть Аквази, она забывала всю свою гордость. Она видела в нем сильного красивого мужчину, которого хотела обнимать и чувствовать, — однако она также видела в нем глубоко обиженного маленького мальчика, которому ничего не нужно было так, как утешение. С тех пор, как Дуга тогда отослали в Англию, Аквази остался один — он больше не допускал никакой близости, никаких объятий и любви, как бы ни заботилась о нем Адвеа. Лишь Маану, тогда еще маленькую и пугливую, как котенок, он иногда терпел. Разрываемая сочувствием к нему, девочка по ночам пробиралась в хижину, место в которой предоставили Аквази. Взрослые полевые рабочие, с которыми он делил хижину, уже устало спали, но мальчик плакал и жаловался целыми ночами. Тогда Маану тихонько ложилась рядом с ним и разделяла его боль, иногда он разрешал ей обнимать себя. Все это, однако, оставалось тайной. К утру она исчезала, а мальчик делал вид, будто никогда не видел ее.
241 
