Последние отзывы

  20  

Мазур ускорил шаг, не сводя глаз с правой руки единственного, кто целился. Конечно, когда оружие держат этак вот, попасть в цель — один процент из ста, но все равно, неприятно как-то шагать под направленным на тебя дулом… Мазур неотрывно фиксировал руку — и, если бы палец лег на спуск…

Нет, бравый воитель так и торчал, обхватив пятерней скобу, так что их разделяло теперь метра три. На всех семи физиономиях читалась самая вахлацкая растерянность. Нет, это не мятеж, подумал Мазур, мятежники непременно стали бы с ходу палить по людям в военной форме…

Бернадотт что-то громко скомандовал на местном языке. Никто из семерых не шелохнулся, так и остались в прежних позах. Оскалясь, лейтенант потянул спусковой крючок. Длинная череда пыльных фонтанчиков прошлась справа налево у самых босых ступней стоявших. Эта наглядная агитация оказалась как нельзя более убедительной — семеро, серея лицами, живенько пошвыряли винтовки куда попало. Причем тот, что целился, олух царя небесного, едва не угодил Мазуру по коленке своим древним штуцером, но Мазур вовремя уклонился.

— Какие будут приказания, мон колонель? — дисциплинированно осведомился Бернадотт, так и держа семерых под прицелом с самым недружелюбным выражением лица.

Чуть подумав, Мазур распорядился:

— Оставьте одного солдата их охранять — а то побегут сейчас по деревне, шум поднимут… Остальные — вперед!

Они двинулись вперед прежней вереницей. Деревня казалась вымершей, если не считать бродившую и валявшуюся живность и голых пузатых малышей, возившихся в пыли у некоторых хижин. Ничего удивительного: в деревне, на каком бы континенте она ни находилась, днем, в страду, праздношатающихся не бывает.

Малыши при виде визитеров реагировали по-разному: кто с визгом и ревом кидался в хижину, кто оставался сидеть в пыли, выпучив глазенки и разинув рот. Судя по реакции и тех, и других, солдат, может, они и видели, но вот белых лицезрели впервые в своей коротенькой жизни.

Три раза им попадались издырявленные пулями хижины — судя по всему, нападавшие входили в деревню, передвигались по ней, хаотично поливая огнем куда попало…

Мазур резко остановился от неожиданности. Из хижины, мимо которой им предстояло пройти, раздались дикие, душераздирающие вопли и завывания, непонятно даже, мужские или женские.

— Женщины. Траур, — пояснил Бернадотт. — Видите, белый лоскут над входом? В хижине покойник…

Наверняка не просто покойник, а убитый — стена этой хижины издырявлена добрым десятком пуль. Ага, и слева, подальше, слышны те же вопли, и откуда-то еще… Убитых насчитывалось не менее полудюжины, судя по слышным воплям-причитаниям — а может, и больше, деревня большая, возможно, они слышали не всех…

Так никого и не встретив, они вышли на обширную площадь, посреди которой и стояла резиденция вождя. Мазур таких никогда прежде не видел, но догадаться было нетрудно: раза в три побольше и раза в два повыше, чем остальные (те-то — как горошины из одного стручка), стены густо расписаны черными, красными и зелеными причудливыми узорами и орнаментами, в отличие от прочих, перед входом имеется навес на двух тонких резных столбиках, с него свисает полоса леопардовой шкуры, а под навесом торчит тип с винтовкой. Мазур ни на секунду с шага не сбился, шагал к навесу уверенно и быстро, как человек, имеющий право.

Все и здесь обошлось как нельзя лучше: тип с винтовкой впал в совершеннейшую растерянность, и Мазур, проходя мимо него, как мимо пустого места, ребром ладони приложил ему не особенно и крепко, можно сказать, даже ласково — но, разумеется, так, что тип, моментально впавши в беспамятство, рухнул в пыль, выронив винтовку.

Держа автомат стволом вверх, Мазур откинул закрывавший вход расшитый полог, вломился внутрь, подался вправо, чтобы дать дорогу остальным, ворвавшимся столь же стремительно и тихо. Они замерли, как статуи, оценивая обстановку. Обстановка была следующая: обширная комната, занимавшая примерно половину резиденции, пол и стены сплошь покрыты узорными половиками. Слева, в углу, что-то возилось и шумело. Света было достаточно, чтобы быстренько разгадать ребус: нечто живое и копошащееся более всего напоминало мужчину с женщиной, с головой укрывшихся покрывалом в черно-красный ромбический узор. Судя по женским стонам и довольному мужскому уханью, дела там происходили насквозь житейские, и верхняя фигура наяривала крайне темпераментно — присмотревшись, Мазур уже не сомневался, что она как раз мужская. Осмотрелся внимательнее. Неподалеку от резвившихся под покрывалом валялся примечательный набор вещичек: синие шорты, белая блузка, кружевное белое женское бельишко и какая-то длинная красная тряпка — ага, вспомнил Мазур, во время прошлой их встречи вождь был как раз в красной набедренной повязке, так это наверняка она и есть… Вот и полоса леопардовой шкуры, и черная трость с тремя большими кистями из красной шерсти. Теперь уже никаких сомнений, что под покрывалом резвится именно вождь — со свиданьицем… Интересно: набор женских вещичек исключительно европейский… ну, может, к вождю заглянула в гости какая-нибудь местная эмансипированная горожанка, давно привыкшая к европейской одежде.

  20