Особенно,... 
44 
Ее сердце билось сильно и гулко. Слова сэра Рекса, несмотря на свой грубый смысл, не были грубыми: в их тоне было слишком много чувственности. Неужели он ночью играл с ней? Неужели он намеренно хотел смутить ее своей агрессивной сексуальностью?
Она была настолько подавлена этой мыслью, что едва сумела произнести:
— Я не поняла, что беседа, которую я честно вела с вами, была для вас не тем же, что для меня.
— В самом деле не поняли? — спросил он, пристально глядя на нее ярко горящими глазами. Потом он добавил: — Невозможно найти подходящие извинения за мое поведение нынешней ночью.
Бланш стало горько. Дрожа, она встала на ноги и заговорила:
— Если говорить правду, я не должна была врываться к вам ночью. — После этих слов к ней вернулись голос и твердость духа, и она закончила: — Это ваш дом. Вы имеете полное право наслаждаться отдыхом в своем большом зале после ужина.
— Вы моя гостья и имеете полное право подойти ко мне. Я ведь просил вас остаться — разве вы не помните этого?
Бланш заволновалась, и ей захотелось заступиться за этого странного человека перед ним самим.
— Пожалуйста, не наказывайте себя, сэр Рекс. Я не вспоминала о прошлой ночи. — Говоря эту ложь, Бланш чувствовала, что ее щеки горят от стыда.
Сэр Рекс посмотрел на нее мрачно и недоверчиво, и она поняла, что он ей не поверил.
Она посмотрела на свою чашку и сказала:
— У нас был необычный разговор. — Она сделала вдох. — Он был замечательный и приятный тем, что не похож на другие. И только.
Договорив, она взглянула на него. Его глаза были широко раскрыты.
— Вы, конечно, не верите в это. Я уверен, что теперь вы осудите меня.
— Мне не за что вас осуждать. Мы с Бесс обсуждаем очень многие и очень разные темы. Она говорит со мной очень откровенно, иногда она даже шокирует меня этим.
Бланш сумела улыбнуться.
— Я не Бесс, — напомнил ее собеседник.
— Друзья всегда разговаривают между собой откровенно. Я уверена, что вы хотели дать мне советы, а не обидеть меня. И вы не обидели меня, — убежденно добавила она. — У меня до сих пор никогда не было друга‑мужчины.
— Друг‑мужчина, — уныло повторил он. — Значит, я теперь ваш друг?
Она молчала, не зная, что ответить.
Тогда он очень медленно произнес:
— Вы невероятно великодушны. Вы подаете пример всем леди и джентльменам.
Эта похвала очень тронула Бланш. Она едва не задрожала от восторга, но ответила:
— На самом деле я вовсе не пример для всех.
— Я больше чем когда‑либо уверен, что ваша доброта не имеет себе равных. Я жалею, что не позволил вам выпить рюмку перед сном в одиночестве.
Бланш прикусила губу — так же как ночью.
— Вам было нужно чье‑нибудь общество. Это вполне обычное желание, сэр Рекс.
Она увидела, как его взгляд вспыхнул от воспоминания и как потом он отвел глаза в сторону. Бланш была уверена: сэр Рекс вспомнил, как признался ей, что чувствует себя одиноким. Ей стало больно за него. Он одинок, и ему нужен настоящий друг.
— Кроме того, разве я сама не обидела вас? — тихо сказала она. — Я тоже совала свой нос в чужие дела, и делала это сознательно. Вы не можете отрицать это, сэр Рекс. Может быть, это я должна извиниться перед вами за свое поведение?
Он отрывисто и грубо рассмеялся и недоверчиво покачал головой:
— Вы снова пытаетесь поменяться со мной ролями — сделать так, чтобы виноватой казались вы. Вы пытаетесь щадить мои чувства.
Бланш набралась смелости и ответила:
— Вчера ночью я говорила правду. Вы хороший и достойный человек. Я всегда очень уважала вас, и буду по‑прежнему уважать.
Он вздрогнул от неожиданности.
— Я чувствую себя так, словно мы пережили еще одну бурю. И не просто бурю, а ураган.
Бланш улыбнулась: ей стало легче.
— Я чувствую себя так же.
Сэр Рекс наконец улыбнулся, но улыбка недолго оставалась на его лице. Он внимательно вглядывался в свою собеседницу.
— Значит, мы еще какое‑то время проведем вместе как добрые друзья?
Бланш заглянула в его загадочные темные глаза и поняла, что не хочет уезжать — во всяком случае, сегодня. Может быть, завтра она будет настроена иначе.
— Мы знакомы очень давно, — сказала она.
— Да, давно. Уже восемь лет, — отозвался сэр Рекс.
Ее сердце подпрыгнуло в груди.
— Я не хочу подвергать нашу дружбу опасности, — заявила она.
44 
