Маркиз пустил лошадей медленной рысью.
— По-моему, вам лучше начать с самого начала, — предложил он, — и назвать себя.
— Меня зовут Ула Форд.
— И вы живете в Чессингтон-холле?
— Живу… точнее, жила!
Девушка на мгновение запнулась, затем выпалила:
— Только не пытайтесь… вернуть меня… назад! Я приняла твердое решение, и что бы… ни случилось со мной… хуже, чем было, быть не может.
— Полагаю, вам нужно рассказать мне все, — предложил маркиз. — Вы должны понимать, что мне вообще-то полагается отвезти вас назад в Чессингтон-холл.
— Почему?
— Потому что вы слишком молоды, чтобы в одиночку отправляться в Лондон. У вас там кто-нибудь есть?
— Я постараюсь… кого-нибудь найти.
Маркиз с сарказмом подумал, что это не составит особого труда, и покровитель для такой девушки найдется сразу, но вслух произнес:
— Что такого страшного случилось в Чессингтон-холле, если вы решили бежать оттуда?
— Я… я больше не могу выносить… побои дяди Лайонела и затрещины, и ругань Сары… Они постоянно попрекают меня всем… только потому… что они ненавидели моего отца.
Маркиз изумленно посмотрел на нее.
— Вы хотите сказать, что граф Чессингтон-Крю ваш дядя?
Девушка кивнула.
— Да, ваша светлость.
— И он вас бьет? — У маркиза Равенторпа подобные вещи не укладывались в голове.
— Он бьет меня, потому что… его к этому подталкивает Сара… Кроме того, он не может простить моей матери то, что она сбежала с моим отцом… Но они были так счастливы… очень счастливы… и я была счастлива… до тех пор… пока не попала в дом дяди… где почувствовала себя… словно в аду! — сбивчиво и немного бессвязно говорила девушка.
Сначала маркиз решил, что Ула бредит. Но потом понял, что в ее голосе нет ничего истеричного; наоборот, искренняя и простая речь Улы не позволяла маркизу усомниться в ее словах.
— А что такое совершил ваш отец, — после недолгого молчания спросил маркиз, — после чего граф так невзлюбил его?
— Моя мать… сестра графа… бывшая в молодости очень красивой… сбежала весте с папой в ночь перед тем, как ее должны были выдать замуж за герцога Эйвона, — едва слышно призналась Ула.
— А кем был ваш отец?
— Он был помощником приходского священника церкви в местечке Чессингтон. Потом стал викарием в одной из деревушек в Вустершире… где я и родилась.
— Насколько я понимаю, ваша мать, сбежав накануне бракосочетания, вызвала гнев своих родных.
— Никто из них после случившегося с мамой больше даже не разговаривал… но она была счастлива, и это не имело значения, и хотя мы жили очень бедно и частенько нам даже нечего было есть… мы всегда смеялись и радовались жизни… но в прошлом году родители… п-погибли в дорожном происшествии.
И снова голос Улы дрогнул. Маркиз услышал в нем боль и понял, как опечалила девушку смерть родителей.
— И тогда, — продолжала она, — дядя Лайонел пришел на похороны… а потом… он забрал меня с собой… и с тех пор… я так несчастна.
— Чем вы его рассердили? — спросил маркиз.
— Он просто ненавидит меня за то… что я дочь своего отца… поэтому я все делаю… не так… Но дело даже не в побоях… и не в том, что Сара постоянно придирается ко мне и старается меня унизить… но, главное, в этом большом доме нет… любви… в то время как наш небольшой домик при церкви всегда был наполнен любовью… словно солнечным светом.
Маркиз почувствовал, что девушка говорит искренне и не пытается произвести на него впечатление.
Какое-то время они ехали молча, затем он спросил:
— А сегодня произошло что-то из ряда вон выходящее, раз вы решили бежать?
— Вас ожидали с большим нетерпением, потому что надеялись, что вы наконец сделаете предложение Саре, — сказала девушка, — и в доме царила всеобщая суматоха. Сара несколько раз меняла платье, чтобы произвести на вашу светлость как можно лучшее впечатление… и так как я была очень медлительна и не поспевала за ее капризами, она… ударила меня щеткой для волос… и сказала своей матери, что я нарочно… мешаю ей, потому что… ревную!
Помолчав, Ула продолжала:
— Тетя Мери сказала: «Тебя это удивляет, дорогая? На Уле никто никогда не женится, потому что у нее нет ни гроша за душой. Ее отец, простой деревенский священник, оставил после себя одни долги, так как, подозреваю, у него не хватило ума даже на то, чтобы покрыть их из церковной кассы».