Дарси целый час занималась тем, что размельчала листья базилика и давила чеснок для соуса песто – хотела приготовить такой же вкусный, как попробовала в Риме за обедом в последний вечер их медового месяца. Затем она собрала букет из махровых желтых нарциссов, поставила в вазу и уселась за чашкой чаю.
Услыхав стук входной двери, она крикнула:
– Я здесь!
Дарси подняла голову, увидела на пороге Ренцо, и… улыбка исчезла, как только она посмотрела на его мрачное лицо. Рука дрогнула, и она опустила чашку на стол.
– Что-то случилось?
Он не ответил, и ее охватил страх. У него побелели костяшки плотно сжатых пальцев, под непокорной прядью черных волос пульсировала жилка на виске. От него исходила угроза, еще секунда, и он взорвется.
– Ренцо! Случилось что-то плохое?
Он пронзил ее взглядом, холодным и полным ненависти.
– Вот ты мне и расскажи.
– Ренцо, не пугай меня. В чем дело? Я не понимаю.
– И я не понимал. – Он рассмеялся. С горечью. – Но совершенно неожиданно понял.
Он достал из кармана конверт и швырнул на стол. Конверт был смятый, словно его долго сжимали в руке. На дешевой бумаге были напечатаны имя и фамилия Ренцо, фамилия напечатана неправильно – это Дарси машинально отметила.
– Это письмо от твоего дружка, – сквозь зубы процедил Ренцо.
– Какого дружка?
– Тебе будет нетрудно догадаться, от какого, Дарси. У тебя ведь не много друзей? Я раньше не понимал, почему так, но теперь знаю.
У Дарси кольнуло в сердце – она поняла, что нормальная жизнь, которую она себе придумала, закончилась.
– Что в письме? – спросила она.
– А ты как думаешь?
– Хочу услышать от тебя. – Неужели она надеется отсрочить крах? Вдруг ему написали какую-нибудь ерунду, ну, что она когда-то соврала полицейскому… или что не ходила в школу целых три месяца, потому что мать держала ее дома и не пускала. Дарси облизала пересохшие от волнения губы и посмотрела на Ренцо.
Он презрительно усмехнулся и, вытащив разлинованный листок из конверта, начал читать:
«Вы знаете, что Пэмми Дентон была проституткой? Самой известной во всем Манчестере? Спросите вашу жену о ее мамочке».
– Ни к чему спрашивать, узнаешь ли ты почерк – написано печатными прописными буквами, но предполагаю, что это Дрейк Брадли, и это всего лишь начало неуклюжих попыток шантажа. Разве не так? – холодно добавил он.
Первая реакция – сказать, что она не желает говорить об этом. Потому что… потому что только таким образом она в силах справиться с позором своего прошлого, но… Ренцо – ее муж, отец ее еще неродившегося ребенка. Она не может отмахнуться от грязи в надежде, что этого никто не узнает.
А может, пришла пора прекратить бегство от правды и найти в себе мужество быть тем человеком, каким она является сегодня, а не существом, которое бежит от вчерашних грехов? Сердце громко стучало, во рту была сухость. Надо быть храброй и рассказать Ренцо то, что следовало рассказать давно.
Глубоко вздохнув, она сказала:
– Я все объясню.
Он бросил на нее ледяной взгляд, открыл холодильник и вынул банку пива. Дарси смотрела на него оцепенев – Ренцо никогда не пил спиртного днем.
– Давай, объясняй. – Он сорвал крышку и налил пиво в стакан. Но пить не стал, а поставил стакан на стол, прислонился к подоконнику, продолжая сверлить ее все тем же суровым взглядом. – Я слушаю.
Было бы легче, если бы он кричал, в гневе бросал ей в лицо обвинения. Она встретила бы их с высоко поднятой головой, выстояла бы против его бешенства, привела бы… ну, если не причины, но призвала бы его встать на ее место. А как это сделать, когда он смотрит на нее с холодным презрением? Это все равно что вести разговор с каменной глыбой.
– Моя мать была проституткой.
– Мы вроде уже это выяснили. Представь, но я знаю, что такое проституция. Что конкретно ты хочешь мне объяснить, Дарси?
Все хуже, чем она думала. Он в тихой ярости, ей страшно, она едва его узнает. Словно его тело покрылось толстым слоем льда. Словно вместо крови у него по венам бежит ледяная вода. Каким образом донести до него, что между ними есть что-то ценное, за что стоит бороться? Он очень серьезно относится к ответственности родителя, но в глубине души Дарси знала, что он не женился бы на ней и не остался бы с ней, если бы у них не было чего-то общего помимо ребенка у нее в чреве.
– Мать была наркоманкой. Ну, тебе это известно. А наркотики стоят дорого.
– А женщина всегда может торговать своим телом? – язвительно заметил он.