Лёгкий, ненавязчивый романчик 
51 
– Да, действительно, я хорошо знал Фенеллу, – сказал Апкотт, и что-то в его тоне заставляло предположить, что этот опыт был отнюдь не радостным. – Однако вам следует поговорить с моим отцом. Он может рассказать вам всю подноготную Карантонио.
– Возможно ли с ним увидеться?
– Он будет на седьмом небе. Папе за семьдесят. Моя мать умерла пятнадцать лет назад, и он с тех пор оттягивается по полной. Не то чтобы мы с женой боялись, что он осчастливит нас мачехой. Отец слишком осмотрителен, чтобы попасться в эту ловушку. Он любит очень хорошеньких молодых женщин лет девятнадцати или двадцати, осыпает их подарками, получает весь секс, на который рассчитывает, и все счастливы.
Два черных галстука широко улыбнулись друг другу.
– В особенности он сам, – заметил Кармайн.
– Конечно. Что я больше всего в нем люблю, – добавил его прагматичный сын, – это что он знает до последнего цента, сколько может позволить себе потратить, и никогда не переступает черту.
– Когда я смогу встретиться с вашим отцом?
– Как насчет десяти завтра утром? Не возражаете, если я дам непрошеный совет? Мне бы тоже очень хотелось услышать, что он будет говорить о докторе Нелл.
– Будьте моим гостем.
– Нет, вы будьте нашим. Я привезу свежие бублики с изюмом и сварю кофе, – сказал Джон Апкотт. – Машина ваша, навигатором буду я.
Кармайн положил на стол свою визитную карточку.
– На обороте номер моего домашнего телефона. На тот случай, если вы захотите поменять время или дату.
Все это, подумал он, оказалось слишком легко. Убрав галстук обратно в карман и снова закатав рукава, Кармайн зашагал обратно к зданию окружной администрации.
Следующим в его списке был мистер Хэнк Джонс, новый художник; с собой Кармайн взял портрет Не Известного из будуара Фенеллы.
– Капитан собственной персоной! – сказал Хэнк Джонс, и его глаза загорелись желтым огнем. – Чем могу быть полезен, сэр?
– Называй меня Кармайн. Интересный вкус в части настенного искусства.
– Цветы хороши, но я люблю, чтобы они росли в саду или в поле. Стены же предназначены для деклараций.
– А цветы не могут быть декларациями?
– Только не на моих стенах, нет. Разве что это плотоядные растения.
Кармайн развернул принесенное.
– Ты это видел?
– Нет, – ответил Хэнк, рассматривая портрет. – Превосходная живописная работа, но грязная, как метла. Я бы хотел ее почистить.
– Я надеялся, что ты так скажешь. Это займет много времени?
– Нет, картина недостаточно старая для глубоко въевшейся грязи столетий, всего лишь смог нынешнего века. Я могу протереть ее дочиста моим волшебным эликсиром.
– Каков ее возраст, Хэнк?
– Несколько десятилетий, может быть около пяти… Она написана маслом, но краски не растирали и не смешивали вручную. В то же время тут нет также и по-настоящему современных пигментов. – Хэнк слегка потер холст в одном углу и осмотрел тряпку, старый носовой платок из тонкого хлопка. – Все в порядке. Не займет много времени, въевшейся грязи нет.
К тому времени как он закончил, носовой платок был равномерно грязным, а портрет ожил и заиграл свежими красками. Бледная кожа и неоспоримый синий круг вокруг каждого расширенного зрачка. Никакой надписи или букв не появилось на заднем плане, и Кармайн так и не смог идентифицировать изображенное там место.
– Оставьте картину у меня, и я попрошу отдел фотографии сделать несколько хороших копий, – сказал Хэнк, придя в восхищение. – Это какой-то Джон Доу из прошлого?
– Не думаю, вроде бы он не связан с тем нашим делом. Тем не менее в каком-то смысле это определенно некий Джон Доу.
На лукавом лице появилось ликующее выражение.
– Я знал это! Как его имя?
– В том-то и дело. У него есть имя, но оно как раз и означает «Джон Доу». Его зовут Не, а фамилия Известный.
– Вы шутите!
– Не-а. Нам о нем известно только, что он отец одного человека, и в метрике он значится как Не Известный.
– Круто! – изумился Хэнк.
Когда Кармайн приготовился уходить, художник преградил ему путь к двери, на лице его была написана смесь настороженности и решимости.
– Э… сэр… Кармайн?
– Да?
– Делия сказала, что вы живете на Ист-Серкл в доме с квадратной башней, это верно?
Глаза Кармайна блеснули. Он приготовился услышать какое-то предложение, настолько же своеобразное, насколько экстравагантное.
– Выкладывай, Хэнк, – улыбнулся он.
– Ну, дело вот в чем… э… после полуночи, когда все огни, кроме тех, что горят постоянно, выключены… и нет ветра, вода в гавани, как зеркало, и тепловая электростанция на Оук-стрит пылает огнями… э… это великолепно!
51 
