Дюк шагнул к неподвижной Клаудии.
Лаки бесшумно скользила вдоль темного коридора. Музыка по-прежнему гремела во всю мочь, мешая ей сосредоточиться. Проклятье! Ну ничего, она доберется до этого негодяя, кем бы он ни был!
Дверь спальни была слегка приоткрыта, и Лаки одним быстрым движением распахнула ее во всю ширину.
Первой она увидела Клаудию. Та стояла на четвереньках лицом к двери, опираясь грудью и животом на низкий мягкий пуф. Дюк, стоявший позади нее на коленях, с вожделением поглаживал ладонями ягодицы Клаудии. Ленни беспомощно свисал со стропила.
Увидев Лаки, Дюк отпрянул от Клаудии и потянулся за пистолетом, который лежал рядом на полу.
— Не двигаться! — гаркнула Лаки.
— Это ты мне? — с вызовом откликнулся Дюк.
— Тебе, говнюк. Брось оружие!
— Извини, крошка, ничего не выйдет… — Он завладел пистолетом, но держал его стволом вниз.
Лаки перевела дух. Задерживать маньяков и убийц не было ее любимым занятием.
— Только попробуй! — пригрозила она. — Я тебе мозги вышибу!
Дюк направил пистолет на Ленни.
— Не успеешь, — сказал он, и Лаки увидела, как напрягся его палец, лежавший на спусковом крючке.
Нужно стрелять, поняла она. Иначе будет действительно поздно.
Лаки и Дюк выстрелили почти одновременно.
Пуля, предназначавшаяся Ленни, пробила грудь Клаулии, в последний момент бросившейся между ним и Дюком.
Пуля Лаки попала Дюку точно в сердце, и он упал на пол с улыбкой на кукольном личике.
Все было кончено.
Глава 45
Было начало одиннадцатого, когда Мейбелин неожиданно вызвали к начальнице тюрьмы.
— Что случилось? — сонно спросила Мила, разбуженная шумом.
— Не знаю. — Мейбелин пожала плечами. Они с Милой ссорились весь вечер, и в конце концов она решила, что ненавидит свою глупую соседку.
— Черт! — пробормотала Мила. — Надеюсь, это не из-за меня! Смотри там не болтай лишнего!
Мейбелин ничего не ответила, и надзирательница вывела ее из камеры.
Вернулась она через двадцать минут, и по ее лицу Мила сразу поняла — что-то случилось.
— В чем дело? — требовательно спросила она. — Тебя вызвали из-за меня? Что ты им рассказала? Говори, и, если ты проболталась, я тебя убью!
— Нет, — ответила Мейбелин странно спокойным и каким-то отрешенным голосом. — Меня вызвали не из-за тебя.
— А из-за чего же? Ведь должна же быть какая-то причина, чтобы вытащить тебя из камеры посреди ночи!
— Меня вызвали из-за брата. Из-за Дюка.
— А что с ним стряслось? Он замочил Ленни Голдена, как обещал? Ну конечно, он убил его и сам попался!
Мейбелин посмотрела на нее пустым взглядом:
— Он мертв — вот что стряслось. Убит.
— Убит? Как — убит?! — удивилась Мила.
— Обыкновенно. Он проник в дом, где был Ленни Голден. И кто-то его застрелил.
— Кто-то? Не Ленни? Может быть, это были полицейские?
— Я чувствую себя так, словно у меня вырезали сердце, — проговорила Мейбелин, не ответив на вопрос Милы. — Дюк был для меня всем… — Она повернулась к Миле, и лицо ее исказила гримаса ненависти и боли. — Это все ты! — крикнула она. — Если бы не ты, Дюка не убили бы!
— При чем тут я? — удивилась Мила.
— С тех пор как ты появилась в этой камере, у меня из-за тебя одни неприятности! — прошипела Мейбелин. — А теперь ты отняла у меня единственного дорогого мне человека!
— А что твой брат сделал с моей «пушкой»? — спросила Мила, сообразив, что ее револьвер так и остался у Дюка. — Куда он ее дел?
— С твоей «пушкой»? — переспросила Мейбелин. — Мой брат мертв, а у тебя только и забот что о собственной шкуре.
— Ладно, молчу, — произнесла Мила с затаенной угрозой. — Завтра мне снова придется сидеть в суде и слушать, как эти тупые адвокаты убеждают всех и вся, что это я спланировала преступление, что я застрелила эту черную суку Беркли, что я соблазнила невинного цветного мальчика…
— Ты тварь, — сказала Мейбелин с холодной ненавистью. — Если бы Дюк был здесь, он бы наказал тебя за твои грехи.
— Мне очень жаль твоего брата, но из-за него я оказалась по уши в дерьме, — возразила Мила. — Как я теперь получу свой револьвер?
— Ну ничего, бог накажет тебя за него и за меня! — убежденно заявила Мейбелин, не слушая ее. — Ты — адская тварь, сука! Дюк погиб из-за тебя!
С этими словами она сунула руку под матрас и выхватила оттуда свою самую большую драгоценность — длинный и острый осколок стекла. Последовал молниеносный выпад, и стекло с легким сухим треском вошло в горло Милы.