— А вы действительно возили ее туда?
— Да.
— Вы считаете это благоразумным?
— Одно время я считала, что это ей на пользу. Ей не хватает общения с молодыми людьми. У девочки в ее возрасте должны быть друзья. И от того, что их у нее нет, она ведет себя столь непредсказуемо... поддается дурному настроению, устраивает все эти штучки.
— Значит, это ваша идея ввести ее в эту компанию?
— Да. Я видела, как она счастлива у Бастидов.
— И вы тоже?
— Не отрицаю, мне очень нравилось общаться с ними.
— У Жан-Пьера репутация... весьма галантного кавалера.
— А у кого из ваших соотечественников другая? Галантность в этих местах столь же обычная вещь, сколь и виноград.
Наедине с ним я становилась безрассудной. Я чувствовала, что мне необходимо, наконец, выяснить его отношение ко мне... и к Клод.
— А, может быть, мне действительно лучше уехать, скажем... недели через две. Я думаю, что к тому времени закончу картины, которые начала. Это удовлетворило бы госпожу де ла Талль, и поскольку Женевьева вряд ли поедет одна к Бастидам, это щекотливое дело уладилось бы само по себе.
— Нельзя строить свою жизнь так, чтобы только кому-то угодить, мадемуазель Лоусон. Я засмеялась, и он тоже.
— И прошу вас, никаких разговоров об отъезде. ц
— Но госпожа де ла Талль...
— Предоставьте мне иметь с ней дело.
Он смотрел на меня, и на одно счастливое мгновение! мне показалось, что маска соскользнула с его лица. Может быть, он пытался сказать, что потерять меня для него столь же невыносимо, как и для меня — уехать.
Когда я в следующий раз встретила Женевьеву, вид у нее был весьма мрачный.
Она сообщила мне, что ненавидит всех... весь мир. А главным предметом ненависти была та самая женщина, которая именовала себя тетей Клод.
— Она опять запретила мне ездить в дом Бастидов, мисс. И на этот раз папа с ней заодно. Он сказал, что мне нельзя ездить туда без его разрешения. Значит, никогда... потому что он никогда не разрешит.
— Может быть, разрешит. Если...
— Нет. Она так хочет, а он делает то, что она ему скажет. Даже представить невозможно, что он выполняет чьи-то приказы... но, тем не менее, он идет у нее на поводу.
— Я уверена, что это не так.
— Вы ничего не понимаете, мисс. Иногда мне кажется, кроме английского и рассуждений о добродетели вы больше ничего на свете не знаете.
— Во всяком случае, чтобы читать нравоучения, нужно самой много знать.
— Не старайтесь сменить тему, мисс. Я ненавижу всех в этом доме, клянусь вам. Когда-нибудь я убегу отсюда.
Через несколько дней я встретила Жан-Пьера. Я выехала на прогулку одна: после той вспышки ненависти Женевьева избегала меня.
Он подъехал ко мне; как всегда, при виде меня лицо его выразило крайнюю степень удовольствия.
— Посмотрите, какой виноград! — воскликнул он. — Вы когда-нибудь такой видели? В этом году у нас будет вино, достойное марки замка. Если ничего не случится, — поспешно добавил он, словно стараясь задобрить некое божество, которое могло услышать его слова и наказать за самоуверенность. — На моей памяти только один год, когда виноград был так же хорош.
Внезапно лицо его помрачнело.
— Но, возможно, во время сбора урожая меня здесь не будет.
— Не может быть.
— Похоже на то. Господин граф ищет хорошего управляющего для виноградника Мермоз, а говорят, я очень хороший работник.
— Покинуть Гейяр! Разве такое возможно?
— Я просто перееду в Мермоз.
— Не могу в это поверить.
— С божьей помощью и при содействии графа все возможно, — в его голосе зазвучала ярость. — Разве вы не видите, Даллас, графу до нас нет никакого дела. Мы пешки, которые он передвигает туда-сюда в зависимости от разыгрываемых ходов. Я ему здесь не нужен, скажем так... и он передвигает меня в другой угол шахматной доски. Я здесь опасен... для господина графа.
— Опасен? Но почему?
— Как может скромная пешка угрожать королю шахом? В этом и состоит тонкость игры. Мы и представления не имеем, каким образом беспокоим или угрожаем нарушить покой великих мира сего. Но если это происходит, нас убирают подальше. Понимаете?
— Он очень хорошо отнесся к Габриэль. Он устроил их с Жаком в Сен-Вальене.
— Весьма великодушно с его стороны... — пробормотал Жан-Пьер.
— А зачем ему убирать вас?
— На то может быть несколько причин. Может быть, из-за того, что вы с Женевьевой навещали нас.