Выйдя в коридор, он закрыл дверь в гостиную.
— В чем состоит принципиальный изъян ее дела? — спросил он, обойдясь без предисловий.
— Видите ли, я не могу назвать конкретного, как вы выражаетесь, принципиального изъяна, милорд, — осторожно ответил мистер Фоулер. Солиситор был высок, широкоплеч, с копной черных волос и пронзительным бегающим, как у куницы, взглядом. — Но завещание не в ее пользу она никогда не жила с ребенком…
— Опекун, названный в завещании, мертв, и попечитель ее фонда, похоже, уклоняется от исполнения возложенных на него обязательств. Какие возражения в этой ситуации могут быть у суда против передачи девочки на воспитание ее родной тете?
Фоулер почесал подбородок.
— Девочка живет с матерью.
— С мачехой.
Поверенный лишь пожал плечами, словно не видел особой разницы между матерью и мачехой.
— Если только нет неоспоримых свидетельств того, что мачеха жестоко обращается с ребенком, суд скорее всего не примет решения в пользу изменения существующего положения. Леди Гордон, милорд, не производит впечатления женщины, готовой взять на себя материнские заботы.
Эдвард вопросительно приподнял бровь:
— Она респектабельная леди, имеющая собственный постоянный доход и дом. И к тому же она находится с девочкой в кровном родстве.
— Она вдова, — сказал солиситор. — Она принимает у себя иностранцев, устраивает званые вечера. И…
— И? — напомнил Эдвард, так и не дождавшись пояснений.
Фоулер откашлялся и понизил голос:
— Милорд, вы должны понять мою позицию. Могу я говорить напрямик?
Эдвард коротко кивнул.
— Это всего лишь ссора между женщинами. Я не люблю работать с клиентами женского пола. Никогда не любил. С ними неизменно приходится быть излишне деликатным и щепетильным. Юриспруденция — занятие не для женщин, сэр. Здесь надо уметь проявлять твердость и держать удар, а дамам, с их перепадами настроения, такое не под силу.
Эдвард оглянулся на дверь, за которой ждала леди Гордон. Конечно, Фоулер смотрел на нее иными глазами и видел в ней не совсем то, что видел он, Эдвард. Но леди Гордон явно не производила впечатления женщины со слабыми нервами. По правде говоря, Эдвард в отличие от многих других мужчин никогда не считал женщин существами слабыми и истеричными.
— Я не заметил никаких признаков истерии или особой хрупкости нервной системы. У меня сложилось впечатление, что она неплохо знает закон и достаточно тщательно продумала аргументы, которые могли бы привести к успеху ее дела в суде.
— Но останется ли она такой же после пары неудачных слушаний и пары-другой пересмотров? Я плохо воспринимаю женские слезы, сэр.
Эдвард стиснул зубы, раздумывая над тем, что могло бы довести Франческу Гордон до слез. Отчего-то ему казалось, что она скорее пристрелит солиситора, чем позволит себе разрыдаться у него на плече. Фоулер, однако, решил, что Эдвард готов его понять, потому что, слегка наклонившись к собеседнику, доверительно добавил:
— Она производит впечатление женщины очень эмоциональной, сэр. Женщины… э… с бурным темпераментом. Должен вам признаться, мне такие женщины не по вкусу.
— Понятно, — холодно заметил Эдвард. — И все же, если бы я пожелал вас нанять…
Мистер Фоулер колебался с ответом, но Эдвард заметил, как блеснули его глаза. Он уже мысленно подсчитывал дивиденды. Фоулер не хотел иметь дело с женщиной, но взять деньги с Эдварда он был совсем не прочь.
— Спасибо, мистер Фоулер, — сказал Эдвард до того, как солиситор успел ответить. — Доброго вам дня.
Когда Эдвард вошел в комнату, Франческа стоя встретила его.
— Что-то не так? — спросила она. — Что вы ему сказали?
— Ничего. — Эдвард прикрыл за собой дверь. — Он оказался неподходящей кандидатурой. Вскоре приедет мистер Хаббертси.
Франческа немного помолчала.
— Он мне в любом случае не понравился, — сказала она наконец.
— И мне тоже. Может, мне следует первым поговорить с мистером Хаббертси? Думаю, сейчас я достаточно хорошо владею вопросом.
Леди Гордон прищурилась.
— Зачем?
— Вы изъявили желание, чтобы я помог вам советом, не так ли? — Не осознавая того, он расправил плечи и несколько раз сжал и разжал кулаки, прежде чем вернулся на свое место.
Она нахмурилась.
— Да…
— Тогда предоставьте мне повести разговор. Пусть это будет пробным испытанием.