33 
Имоджен понимала, что так и должно было случиться. Их больше ничего не связывало, потому что страсть, пожиравшая их, перегорела, и заменить ее было нечем.
Она смотрела, как Рауль заправляет рубашку в брюки, затягивает ремень и застегивает его решительными, взвешенными движениями. То, что казалось Имоджен новым началом их отношений, оказалось их концом. Последней, полной пылкой страсти близостью. Моментом, когда Рауль пошел на поводу у своих желаний, а Имоджен смогла сбежать от реальности и забыться в его жарких объятиях.
Но под конец всегда приходится платить по счетам.
Она надеялась оставаться в забытьи до утра и провести последнюю ночь с Раулем, удерживая за порогом этой комнаты гору проблем, которые ей придется решать. Но взамен получила краткое горько-сладкое мгновение страсти, и реальность, которая сейчас смотрела ей в глаза, казалась намного ужаснее, чем раньше. Она влюбилась в Рауля, но он отвергнул ее и бросил, и с тех пор она отчаянно пыталась привести в порядок свои расшатанные чувства. Ей казалось, что она почти достигла какого-то подобия покоя, даже позволила себе подумать о браке с Аднаном, понадеявшись, что глубокие раны, которые нанес ей Рауль, начали заживать.
Но всего за пару дней – ведь даже недели не прошло – его повторное появление в ее жизни и все то, что последовало за ним, оторвало хлипкий пластырь, которым она заклеила эти раны, открывая едва затянувшиеся шрамы. Имоджен снова вернулась туда, откуда начинала, но только на этот раз все было намного хуже. На этот раз она знала, что спасательные круги, которые они с Аднаном предложили друг другу, разлетелись на куски, и их нельзя было починить. В одну секунду Имоджен испортила жизнь и себе, и Аднану. Ее отца ждало банкротство, передача конюшни в другие руки и, скорее всего, беспробудное пьянство.
А это значило, что она потеряет дом, в котором прожила всю свою жизнь и который только обрела ее сестра. Всех лошадей заберут за долги и отправят одному Богу известно куда. Но, хуже всего, Имоджен придется смириться с тем, что в будущем ее ждет пустота, потому что она так и не оправилась от любви к Раулю. Она по-прежнему любила его и, возможно, будет любить до конца своих дней, тогда как он просто использовал ее, чтобы удовлетворить свою похоть, а она оказалась настолько слаба, что уступила ему.
Рауль получил желаемое и был благодарен за то, что ему удалось избежать последствий их близости. А у Имоджен откуда-то взялись силы стоять и смотреть, как он в который раз бросает ее.
– Имоджен, – резко, без тени тепла в голосе, обратился к ней Рауль. – Мы допустили ошибку.
– Я знаю, – выдавила она и махнула рукой, чтобы не смотреть ему в глаза. – Но все в порядке. Никаких последствий, никаких обязательств. Нам было… – Имоджен запнулась и продолжила:
– Хорошо, только и всего. А теперь, с твоего разрешения, мне бы хотелось принять душ. А ты… – Она многозначительно посмотрела на дверь и ушла в ванную.
По дороге, все еще завернутая в простыню, тянувшуюся за ней по полу, Имоджен наткнулась на чемодан с одеждой, которую собрала для своего медового месяца. Ей была невыносима сама мысль о том, чтобы надеть обратно вещи, которые с таким пылом срывал с нее Рауль, поэтому она бросила их на пол и схватила первое попавшееся, что лежало на самом верху в чемодане. Войдя в ванную, она с силой крутанула кран и, не став дожидаться, когда разогреется вода, встала под обрушившийся на ее голову поток. Вода хлестала с такой силой, что заглушала ее мысли и дарила благословенные минуты забытья.
Глава 11
Рауль стоял и смотрел на дверь, которую с силой захлопнула за собой Имоджен.
Звук льющейся воды казался ему физическим барьером, который она возвела между ними, добавив к нему надежную дубовую дверь. Рауль ожидал чего угодно, но только не такой реакции с ее стороны. Она сказала, что хочет принять душ. Хотела, значит, смыть следы его прикосновений, его поцелуев, его обладания ею. Рауль вдруг почувствовал себя каким-то мерзким и грязным, словно он запачкал ее, а ведь все это время ему просто хотелось…
Чего? Раулю показалось, словно его со всей силы ударили в лицо, и он стоял потрясенный и растерянно моргал.
Все это время ему хотелось утешить Имоджен. Как можно испытывать такие чувства к женщине, которая лишила жизни его ребенка? И каким надо было быть дураком, чтобы заняться с ней сексом без презерватива, даже если она заверяла его, что ему нечего беспокоиться? Как он мог рисковать стать отцом еще одного ее ребенка, если не мог быть уверен, что этого малыша не постигнет та же участь, что и первого?
33 
