Особенно,... 
17 
— Да, вы правы, разумеется, вы правы, — тихо проговорила Цзывана.
— Много лет назад, впервые приехав в Китай, я полюбил эту страну, — сказал Стэнтон Вэр. — Я знаю его недостатки, но не сомневаюсь в потенциальном величии. — Голос его был полон искреннего чувства. — На поверхности все те ужасы, о которых мы сегодня говорили: бедность, жестокость, негодное правление. Но под ними живет разум тысячелетий и теплится огонь, которому предстоит однажды осветить весь мир.
— Вы верите? Вы действительно в это верите? — дрогнувшим голосом спросила Цзывана.
— Верю. Но знаю, что если в землю посадить семечко, пройдет немало времени, прежде чем оно вырастет в могучее дерево. — Он вздохнул. — Китаю предстоит еще многое пережить, прежде чем он наконец обретет себя. Однако легенды предсказывают, что однажды он станет необычайно сильным. А мудрость и философия его народа будут править миром. — Стэнтон улыбнулся, словно пытаясь смягчить пафос собственных слов, и добавил: — Конечно, нас с вами к тому времени уже не будет на этом свете, но что для колеса вечности сотня, тысяча или даже десять тысяч лет?
— А до этого Китаю предстоит страдать?
— Главным образом по собственной вине. Поэтому, если мы с вами сможем что-нибудь исправить, то окажемся крохотными спицами этого громадного колеса…
Он улыбнулся, а потом снова заговорил:
— Но точно так же, как песчинка способна остановить работу огромной машины, а капля масла возобновить ход шестеренок, кто знает, какую роль может сыграть каждый из нас в этой огромной империи?
— Конечно, вы правы! — воскликнула Цзывана. — И простите меня за то, что я… была несправедлива к вам… вплоть до этой минуты!
Голос ее звучал пылко и страстно, а глаза искали его сочувствия.
— Это было не больше чем тень непонимания. Теперь все забыто, — успокоил ее майор.
— Вы очень добры.
— Не в этом дело. Я лишь хочу, чтобы все, что нам предстоит делать вместе — а работы впереди много, — мы делали с полным доверием друг к другу.
— Что касается меня, я готова на все! Обещаю! — воскликнула девушка.
— Тогда не сомневаюсь, что, насколько это возможно, мы преуспеем.
Он пристально посмотрел ей в глаза, поднес к губам ее руку и поцеловал.
На следующий день Инь и Цзывана обсуждали костюм маньчжурского мандарина для Стэнтона Вэра. Молодой человек с интересом разглядывал костюм, сознавая, что каждый сантиметр вышивки, каждая пуговица заключают в себе тайный смысл, который он должен понять и запомнить. И первое, что он должен был сделать, — это обрить голову и научиться носить косичку.
Когда в 1644 году маньчжуры завоевали Китай, они немедленно приказали всем своим новым подданным обрить головы, оставив лишь косичку или хвостик на макушке как символ готовности подчиняться правлению династии Цин.
С того времени все мужчины старше четырнадцати лет! были вынуждены следовать этому правилу, причем косичка нередко доходила до колен.
В глазах западного мира именно она стала символом китайца. Даже на таких великих людей, как генерал Вашингтон и Георг III, этот имидж произвел столь сильное впечатление, что они носили «усеченную» версию этой прически.
В самом же Китае, несмотря на протесты, она оставалась символом покорности, послушания и почтения.
В середине XIX века, когда Цы-Си была первой императорской женой, участники Тайпинского восстания отказались брить голову, но большинство китайцев подчинялись традиции, не находя в себе мужества сопротивляться.
Маньчжурский костюм как для мужчин, так и для женщин состоял из подобия свободного халата, закрепленного на боку. Его надевали поверх рубашки и панталон.
Обычно костюм расшивали изображениями цветов, птиц и животных. Кроме того, на халат нашивали столько драгоценных камней, жемчуга и золотых украшений, сколько позволяли средства его владельцу.
Сами маньчжуры издали декрет, по которому они навсегда оставались в Китае иностранцами. В стране, где население составляли четыреста миллионов человек, было лишь пять миллионов маньчжуров. Но они занимали в государстве все ключевые посты.
В костюме мандарина Стэнтон Вэр выглядел очень импозантно. Инь обрил ему голову, оставив лишь небольшой хохолок на макушке, и прикрепил к этому хохолку фальшивую косу.
В зеркале его собственный вид показался Стэнтону Вэру достаточно странным, но он решил, что постепенно привыкнет носить косу, а чтобы избавиться от неловкости, которую вызывала новая прическа, будет носить, когда только возможно, богатую шапку мандарина.
17 
