16 
— Замечательно, — рассеянно согласился Адамберг.
— Идеальное сочетание лаконизма и изящества. Не то что стихи Вейренка, тяжелые, как гири.
— Это не его вина, его бабушка обожала Расина. Когда он был маленький, она каждый день читала ему только Расина, и ничего другого. Потому что спасла эти томики из огня во время пожара в пансионе, где она воспитывалась.
— Лучше бы она спасла учебник хороших манер и натаскала внука по этому предмету.
Адамберг, не отвечая, смотрел на Данглара. Привыкание будет долгим. А в ближайшее время в Конторе предстоит поединок между коллегами, вернее — и в этом была одна из причин их вражды, — между двумя интеллектуалами-тяжеловесами.
— Ну да ладно, — продолжал Данглар. — У Гошлена сказано: «Все они горестно вопили и понуждали друг друга идти быстрее. Священник узнал в этой веренице многих своих соседей, умерших недавно, и услышал, как они жалуются, что терпят страшные мучения за свои дурные дела. А еще он увидел, — и тут мы подходим совсем близко к вашей Лине, — а еще он увидел Ландри. Разбирая тяжбы, Ландри руководствовался лишь собственной прихотью и выносил решение в пользу тех, от кого получал наиболее щедрые дары. Призванный быть слугой справедливости, он служил алчности и обману». И за это Ландри, виконт Ордебекский, был схвачен Адским Воинством. В те времена неправосудный приговор считался таким же тяжким преступлением, как убийство. А сейчас на это никто не обращает внимания.
— Верно, — кивнул Кромс: похоже, он готов был согласиться со всем, что говорил майор.
— Однако, — продолжал Данглар, — несмотря на все меры, которые принял свидетель, вернувшись домой после этого ужасного видения, несмотря на бесчисленные мессы, которые он отслужил, живые люди, увиденные им тогда в плену у всадников, умерли неделю спустя. Или самое позднее — три недели. Обратите внимание, комиссар, это очень важно, если мы хотим разобраться в истории женщины-одуванчика: все, кого «схватило» Воинство, — негодяи, черные души, безжалостные эксплуататоры, судьи-взяточники либо убийцы. И в большинстве случаев их злодеяние не было раскрыто современниками. То есть осталось безнаказанным. Вот почему ими занимается Воинство. Вы не помните точно, когда Лина его видела?
— Больше трех недель назад.
— Ну, тогда сомнений быть не может, — спокойно произнес Данглар, глядя на свой стакан. — Тогда этот человек, конечно же, умер. Ушел со Свитой Эллекена.
— Со свитой? — не понял Кромс.
— С подручными, если тебе так больше нравится. Эллекен — это их хозяин.
Адамберг, заинтересовавшись, снова подошел к камину и оперся спиной о кирпичный столбик. Так, значит, Воинство обличает ненаказанных убийц. До него вдруг дошло, что люди из Ордебека, чьи имена назвала Лина, должно быть, здорово струсили. Что остальные жители городка, должно быть, начали наблюдать за ними, размышлять, прикидывать, взвешивать, в общем, задаваться вопросом, какое преступление они могли совершить. Сколько ни тверди: не верю, не верю, все равно ведь веришь. Мерзкая мысль находит себе лазейку. Она бесшумно продвигается по таинственным закоулкам разума, принюхивается, осматривается. Ее гонят прочь, она затихает, потом возвращается.
— Как умирают те, кого схватили? — спросил он.
— По-разному. От горячки или от руки убийцы. Если их не уносит скоротечная болезнь или несчастный случай, то исполнителем неотвратимого приговора Воинства становится существо из плоти и крови. То есть происходит убийство, но убийство, совершенное по воле Владыки Эллекена. Понимаете?
После двух стаканов вина, выпитых Адамбергом — а это случалось с ним редко, — от его недовольства не осталось и следа. Напротив, ему стало казаться, что пообщаться с женщиной, способной увидеть грозное Воинство, очень занятно, что такая возможность представляется не каждый день. И что реальные последствия такого видения могут быть ужасающими. Он налил себе еще полстакана и стащил сигарету из пачки сына.
— Это местная ордебекская легенда? — спросил он.
Данглар покачал головой:
— Нет. Свита Эллекена бродит по всей Северной Европе. По скандинавским странам, по Фландрии, по северным областям Франции, по Англии. Но всегда по одним и тем же дорогам. По Бонвальской дороге она носится уже тысячу лет.
Адамберг подтащил стул и уселся рядом, вытянув ноги; теперь все трое сидели кружком перед камином.
16 
