— Мы не мифические персонажи! — воскликнула она. — И вообще, почему вы не в комнате для гостей? Или в постели Изабеллы, что было бы вполне закономерно?
— В гостевой ванной прорвало трубу, поэтому там нет воды. Чему я, кстати, несказанно рад.
— Вы видели меня…
Он снова громко рассмеялся.
— В мельчайших подробностях и в семи отражениях, каждое из которых навеки запечатлелось в моем воспаленном мужском воображении, Афродита.
— Ничего не было. Сейчас вы уснете и вернетесь к своему сумасшедшему парикмахеру.
— А ты в свой сон?
Только не туда!
— Послушай, смотри на эту ситуацию проще. Я же не жалуюсь, хотя сначала испытал ужас в руках сумасшедшего парикмахера, а потом явилась ты, чтобы окончательно лишить меня покоя и сна. К тому же мне предстоит рано встать, чтобы просмотреть кое-какие бумаги. Но если ты собираешься поплавать нагишом, Афродита, я махну на все рукой и присоединюсь к тебе…
— Нет.
— Изабелла обещала представить нас друг другу за завтраком.
— У меня дела в городе.
— Тогда за ленчем? Зная Изабеллу, полагаю, он тоже состоится у бассейна.
— Нет, я буду занята весь день. У меня урок…
— С Аароном Уайтом, если не ошибаюсь? Он звонил тебе вчера вечером. Сказал, что это срочно.
Ему, видите ли, не терпится закончить прерванный урок. Интересно, чему именно ты его обучаешь?
— Мне не нравится этот разговор.
— Послушай, я прошу прощения за свое поддразнивание. Просто я тоже растерялся, поскольку не каждую ночь обнаженная богиня является ко мне в спальню. Давай будем благоразумными…
— Нет, это вы послушайте меня! Я никогда не была благоразумной…
— Изабелла так и сказала.
— Вы с ней говорили обо мне?
— Она обожает тебя и твоего сына. Она зовет его Мигелито.
— Господи, я никогда не смогу посмотреть вам в лицо…
— Почему? Ты очень красива и наверняка сама знаешь об этом, как и о том, что можешь гордиться своим телом. Я архитектор и умею ценить прекрасное. Вот и недавно во Флоренции я имел возможность любоваться множеством обнаженных женщин на картинах.
— Я не картина и не статуя! Ни один мужчина не видел меня обнаженной с тех пор, как.., я развелась с мужем, — закончила Вивиан шепотом. — О господи! Что я говорю? Забудьте мои слова. Моя личная жизнь вас не касается.
— Эй, не стоит так смущаться. — Голос Кэша был тихим и успокаивающим. — Хорошо, сделаем вид, что ничего не произошло.
— Вы, мужчины, никогда своего не упустите…
— По всему видно, что ты слишком долго прожила в Мексике.
— Это верно.
Он снова рассмеялся, и по телу Вивиан побежали мурашки.
— Я знаю, как уравновесить ситуацию.
Прежде чем она успела что-нибудь сказать, Кэш вскочил с кровати, включил свет и, стоя посреди комнаты, сорвал с себя простыню.
— О боже! О-о-о…
Он был очень большим — во всех местах.
Вивиан старалась смотреть на простыню, лежащую на полу, но искушение получше разглядеть возбужденного мужчину в конце концов победило.
Дюйм за дюймом ее взгляд скользил вверх — по длинным, стройным, мускулистым ногам, плоскому и рельефному, как стиральная доска, животу…
Остальные части тела тоже не могли не вызвать восхищение, но больше всего ее занимала одна, вполне конкретная часть, от которой, к своему стыду, Вивиан не могла отвести глаз.
Кэш улыбнулся с истинно мужским самодовольством, когда ее взгляд наконец встретился с его.
— Итак, ты увидела все «фамильные драгоценности», — пошутил он. — Теперь мы равны.
Вивиан покраснела как вареный рак.
— Вы сумасшедший. И рядом с вами я тоже становлюсь сумасшедшей, понятно?!
— Поэтому твои глаза такие огромные и любопытные, а рот приоткрыт? — со смехом осведомился он. — Похоже, ты действительно очень давно не видела обнаженного мужчину. Или это лично я произвел на тебя такое ошеломляющее впечатление?
Вивиан задышала прерывисто.
— Вы.., самодовольный.., сексуальный маньяк!
— Продолжай, продолжай. — Его голос оставался насмешливым, но стал более глубоким и напряженным.
Ее взгляд как магнитом притягивало к низу его живота. Вивиан боролась с собой, но проиграла.
Воздух в комнате был наэлектризован до предела.
Вспомнив, что с преступниками и сумасшедшими надо разговаривать, чтобы отвлечь их и усыпить их бдительность, Вивиан снова заговорила:
— О боже! Вы голый! Не могу поверить. — Актриса из нее была никудышная, а голос походил на мышиный писк.