— Ты где, Перри?
— Около дома. На углу. В телефонной будке на восточной стороне Тридцать седьмой улицы.
Карен выглянула в окно.
— Видишь меня? Я машу рукой.
Она увидела его или кого-то еще, размахивающего руками, как регулировщик уличного движения или как Робинзон на своем острове, когда, наконец, он увидел корабль. Может, Перри пьян?
— Я вижу тебя, Перри.
— И ты переспишь со мной?
— Вот так, сразу? Ты пропустил парочку ходов, приятель.
— О да. Мы сначала выпьем?
— Мне кажется, что ты уже пьян. Не хватит ли?
— А ты крутая евреечка!
Разве Дефина не сказала только что нечто похожее? Карен оглянулась на Ди и пожала плечами. Та ткнула себя указательным пальцем в грудь, а большим пальцем указала на дверь — дескать, она собирается уходить. Карен кивнула, отпуская подругу. Ей и самой пора было собираться домой.
— Что ты хочешь, Перри?
— Удружи мне, а?
— Отвезти тебя домой?
— Я не сменил простыни.
— Ты опять пропускаешь ходы, Перри.
В разговор вмешался голос телефонного оператора с предупреждением: ваше время кончается. Казалось, робот вложил другой, личный смысл в эту фразу.
— Подожди меня, я сейчас спущусь, — прокричала Карен, перекрывая голос оператора в надежде, что Перри ее услышит.
Она бросила трубку и накинула плащ.
— Запрешь за мной дверь, Ди? — крикнула она на бегу.
Когда она добежала до телефонной будки, Перри еще не вышел из нее. Он был одет в нечто, бывшее когда-то белым Акваскутом. Сейчас от белого цвета остались только воспоминания. Под пиджаком была видна голубая рабочая блуза.
— Карен! — закричал он при виде ее, как будто бы только что случайно встретился с ней.
Интересно, насколько он пьян? Помнит ли, что он звонил ей, или же он в полной отключке?
Перри вышел из будки навстречу ей. Он не качался, но глаза были стеклянными и отрешенными. Он подошел, обнял ее за плечи. Его рот оказался около ее уха. Он был с ней одного роста, намного ниже Джефри.
— Идем делать ребеночка, — прошептал Перри.
— Мальчик, ты выбрал не ту девочку, — ответила Карен и выдернув зажатую им руку, махнула появившемуся на перекрестке Тридцать седьмой улицы такси.
— Полезай в машину, Перри.
— Охотно, — сказал он весело. — И куда мы едем?
— Спринг-стрит, Вест-Бродвей, — бросила она шоферу.
— Вот здорово! Я живу неподалеку оттуда.
— Правда? — сухо спросила Карен. — Какое совпадение!
Перри совсем захмелел. Голова его скатилась на грудь. Он почти отключился в пьяном сне. Ей пришлось помочь ему выбраться из машины, но даже с ее помощью его заносило из стороны в сторону. Он еле держался на ногах. Чудом не упав и с трудом восстановив баланс, Перри замер в неподвижной позе, как они когда-то «замирали» в детстве, играя в «статуи» на Проспект-Парк. В какой-то момент ей показалось, что его вырвет. Но нет, он продолжал стоять в застывшей позе, и только приглядевшись повнимательней, она заметила, что плечи его дрожат. Он вот-вот свалится, забеспокоилась Карен, но вдруг поняла — Перри плакал. Она подошла к нему сбоку. Перри поднял лицо. В отсветах неоновой вывески расположенного на углу бара было видно, что лицо его было мокрое от слез. Он глядел на мигающую вывеску бара.
— Знаешь, я снова работаю барменом. На полставки. Очень благородно, не так ли? Таким образом я подрабатывал по нескольку баксов, учась в колледже. А потом, став дипломированным художником, я занимался этим, чтобы спастись от одиночества и изоляции. Но сейчас это — всего лишь жалкое времяпрепровождение. Мне уже сорок шесть лет.
Он посмотрел в темноту и поежился.
— Я начну писать мемуары и назову их «Моя жизнь за стойкой бара».
Он попытался хихикнуть, но смешок вышел натянутым.
— Я не хочу жить без Лотти. С ее смертью моя жизнь померкла, стала бессмысленной.
Карен положила руку на его плечо, и он крепко обнял ее в ответ.
— Как темно. Как темно вокруг, — прошептал Перри.
Она не знала, что сказать, чтобы утешить его острую боль, поэтому она только крепче прижималась к нему. Так они и стояли в подворотне неподалеку от бара на Спринг-стрит…
— Я не думал, что смогу полюбить кого-нибудь так сильно, — плакал Перри. — Без моей малышки мне тоже незачем жить.
И вот здесь, на Спринг-стрит, ее как ударило — сразу два очень существенных вопроса поразили ее: первый — а стала бы Белл так горевать по поводу ее смерти? И второй — а как бы она сама вынесла потерю столь горячо любимого существа, каким была Лотти для Перри?