Вот чего она хотела, чего жаждала и по чему тосковала каждую ночь; вот о чем она молилась, думая, что это никогда не случится.
Но граф нашел ее, и больше не было никаких забот, никакого страха, никакой опасности.
Орлена по-прежнему слышала крики и вопли зрителей, шум и потрескивание пламени, и от дыма по-прежнему было трудно дышать, но это уже не имело значения.
Она могла спрятать лицо на его плече, чувствовать его руки, прижимающие ее к самому сердцу.
«Я люблю его! — подумала девушка. — Я люблю его, а все остальное не важно».
Граф медленно, но неуклонно продвигался сквозь толпу, однако на то, чтобы выйти, потребовалось некоторое время.
Он огляделся.
Мужчины прокладывали себе дорогу к выходам, а женщины падали на землю и оказывались затоптанными толпой.
Граф не потерял головы и осторожно выбирал путь. Он был выше и сильнее большинства окружающих его людей, а потому вскоре добрался до одного из боковых выходов, ведущих в поле.
Там он быстро побежал прочь от толпы, кружащей вокруг горящего здания, пересек все поле и лишь затем повернул к дороге.
Только добежав до каменной ограды, он обернулся и увидел Амфитеатр — горящий маяк на фоне темнеющего неба.
Корабельный рангоут, парусиновая крыша и дерево, из которого был построен цирк, стали топливом для продвигающегося пламени. Здание уже полыхало так, что было очевидно: никто не предпринимает ни малейшего усилия, чтобы его спасти.
Поля позади Амфитеатра были заполнены испуганными животными, удирающими от огня.
Посмотрев на них, граф повернулся в противоположную сторону — к Вестминстер-бридж-роуд.
Он нашел место, где можно было легко перелезть ограду, и поставил Орлену на ноги.
Она неуверенно покачивалась, пряча лицо на его плече. Вероятно, у нее закрыты глаза, подумал граф, поддерживая девушку.
— Нам придется лезть через стену, — объяснил он. — Я посажу вас наверх, затем перелезу сам и сниму вас с другой стороны.
Орлена подняла голову, и в свете пожара граф увидел ее лицо, обрамленное венецианской кружевной вуалью. Глаза девушки лучились, и она больше не боялась.
Долгое мгновение граф смотрел на нее. Потом решительно поднял и усадил на стену.
— Вы держитесь? — спросил он, прежде чем убрать руки.
Орлена не ответила, и граф понял, что ей трудно говорить. Он перелез на другую сторону и снял ее с ограды.
Девушка была очень тихая и податливая в его руках, и граф не поставил ее снова на землю, как ожидала Орлена, но понес по дороге туда, где должен был ждать его экипаж.
Он не ошибся в своем предположении. Экипаж стоял неподалеку. Пламя озаряло великолепную пару гнедых, кучер и лакей с тревогой высматривали своего хозяина, и когда граф приблизился, на их лицах отразилось облегчение.
— Слава Богу, вы живы, милорд, — сказал кучер. — Мы просто не знали, что делать.
— Вы совершенно правильно поступили, оставаясь на месте, — ответил он.
Лакей открыл дверцу экипажа, и граф усадил Орлену на заднее сиденье, а потом сел сам.
Лошади тронулись, и, словно не в силах совладать с собой, девушка повернулась к нему и спрятала лицо на его плече.
Граф обнял ее и притянул к себе.
— Вы… спасли… меня! — молвила Орлена слабым голосом.
С того момента, как граф поднял ее на руки и она вскрикнула от ужаса, это были первые сказанные ею слова.
Он ничего не ответил, и через минуту девушка спросила приглушенным голосом:
— К-как… вы… нашли меня? Как вы… узнали, что это… я?
Граф крепче сжал свои объятия.
— Как вы могли убежать? Как вы могли совершить такой сумасшедший, такой безрассудный поступок?
Ликование, которое Орлена испытывала от близости к нему, вдруг куда-то исчезло. Теперь девушка испугалась, что он сердится, и граф почувствовал, как напряглось ее тело. Наконец она ответила нерешительным голоском:
— Я… я хотела… вернуть вам… то, что я вам… должна.
— Вы никогда не сможете это сделать.
Орлена слегка вздохнула.
— Я… знаю, это большая сумма, н-но я хотела… попытаться. Мне… мне было так стыдно за мою… глупость.
— Вы стоили мне вовсе не денег, — возразил граф. — Вы стоили мне отчаянного беспокойства и тревоги, бессонных ночей. Вы понимаете, какой хаос вы оставили после себя, Орлена?
Девушка так удивилась его словам, что подняла голову, пытаясь разглядеть его лицо в слабом свете мелькающих за окном масляных ламп и факелов слуг-провожатых.