Особенно,... 
102 
– Сообщи мне, когда что-нибудь выяснится, – попросила Вероника.
Она успела убедиться, что Рон действительно озабочен карьерой Джой и оказывает ей всяческую поддержку. И Джой выглядела более уверенной, чем раньше, вдобавок Рон старался не отнимать у нее время на прослушивания, которые он считал бесперспективными. Зато агент Джой предлагал ей браться за все сразу. А Рон хотел, чтобы она научилась быть разборчивой. И считал, что участие в общенациональной рекламной кампании станет поворотным моментом ее карьеры и обеспечит рекламу прежде всего ей самой. Веронику не покидала мысль, что Пол дал каждой из дочерей возможность исполнить свою мечту, даже ту, о которой они раньше не подозревали, – например, Джульетте и в голову не приходило переделать шато в отель.
Вероника по-прежнему сочувствовала Берти, понимала, почему он злится, и надеялась, что он все-таки пересилит себя и добьется хоть чего-нибудь в жизни. Девочки, похоже, двигались в верном направлении, и выбранный путь много значил для них.
С тех пор как и Джой, и Джульетта покинули Нью-Йорк, Вероника скучала по ним, но ни словом не обмолвилась об этом Эйдану. Она знала, что он и без того считает ее привязанность к детям чрезмерной, особенно потому, что все они уже взрослые. А дочери были явно в меньшей степени привязаны к ней, и Вероника считала, что в их возрасте это нормально. И все-таки ей было обидно сознавать, что девочки считают увлечение рисованием излишним для нее и уверены, что для этого занятия она уже слишком стара. Еще обиднее было думать, что, по их мнению, близкого человека она не заслуживает. Но к счастью, у нее был Эйдан, так что мнение дочерей не имело особого значения, хоть о существовании Эйдана они не знали.
На следующее утро ей позвонил Николай. Он прибыл в Нью-Йорк и выразил желание повидаться с ней.
– Когда начнем? – спросил он низким голосом, со своим резким акцентом.
– Что начнем?
Вероника точно знала, что он не имеет в виду романтические отношения. Она слишком стара для него, если вспомнить, с какими юными девушками он обычно появлялся на людях. В Риме Вероника успела рассмотреть его спутницу, которую Николай выгнал в спальню.
– Я про свой заказ. Мой портрет.
– Так вы серьезно? – изумилась она.
– Разумеется. Помните, я говорил вам об этом на яхте, когда мы ужинали с вами и вашими дочерьми?
– Николай, но я уже много лет не рисовала. Портрет вам может не понравиться.
– Я вам доверяю. Так когда начнем? – снова спросил он. Вероника растерялась: даже принадлежности для рисования она давным-давно уже не покупала. – Завтра у меня будет свободное время. Я проведу в Нью-Йорке четыре дня.
Она слушала и пыталась сообразить, как теперь быть.
– Да, мы можем начать. Заодно я сделаю фотографии и видео, чтобы потом закончить портрет, – четырех дней вполне хватит для эскизов, а потом она завершит работу над портретом уже не торопясь. – Хорошо, я подготовлюсь. Значит, завтра в десять?
– Прекрасно. А потом мы пообедаем. Согласны?
– Да, – от волнения у нее перехватывало дыхание. Ей не верилось, что она действительно согласилась писать портрет Николая. А если она уже утратила все прежние навыки?
Она поспешила в салон художественных принадлежностей, купила масляные краски, приблизительно подходящий по размеру холст, мольберт, скипидар и кисти – атрибуты давно заброшенного ею ремесла. Нервничая и чувствуя себя неловко и глупо, она собрала покупки, отнесла их домой, разложила в кухне, освещение в которой сочла наиболее подходящим, и притащила туда же удобное кресло для Николая.
Тем вечером она не сказала Эйдану о предстоящем сеансе ни слова, потому что тогда пришлось бы объяснять, что она согласилась писать портрет Николая. Но возбуждение чувствовалось в ее голосе, и Эйдан заметил это.
– Ты что-то затеяла, я точно знаю, – добродушно упрекнул он, с облегчением думая, что отъезд дочерей из города не стал для Вероники тяжелым ударом. Она не знала, когда вновь увидится с Джульеттой или Джой, а Тимми, как уже понял Эйдан, не проявляла особой заботы о матери. Эйдану не нравилось, что Вероника подолгу остается совсем одна, когда она не с ним.
– Да так, просто решила опробовать кисти и краски, – отозвалась она. – Накупила их сегодня утром.
– Давно пора. Берись за дело, – он был занят подготовкой к следующей выставке, которая отнимала у него все время.
Вероника последовала совету, слегка смущенная тем, что не сказала Эйдану всей правды. Николай прибыл на следующее утро ровно в десять. Здороваясь, он по-медвежьи обнял ее, она сварила ему кофе и усадила на приготовленное кресло в кухне. Наброски она сделала так легко, что не поверила своим глазам, потом взялась за фотографии и видео, попросив Николая двигаться свободно и стараясь разглядеть его лицо во всех ракурсах, чтобы выбрать наиболее выгодный. Они сошлись во мнении, что на портрете он должен быть изображен в три четверти, он одобрил предложенный размер холста и сказал, что именно его он и имел в виду. К удивлению Вероники, от ее недавней нервозности не осталось и следа, как только она погрузилась в работу. Она успела поработать над подмалевком и набросала несколько эскизов в блокноте, которые показала Николаю, когда они решили сделать перерыв.
102 
