58 
Таня, сидевшая с сигареткой на втором стуле, закинула ногу на ногу, красиво выпустила дым и сказала:
— Если уж полковник изволит гордо молчать, быть может, перейдете к делу?
В ее тоне не звучало ни малейших приказных ноток, но, судя по тому, как проворно Флорисьен швырнул окурок на пол, затоптал его ногой и вскочил, ясно было, что в этой парочке именно он играет подчиненную роль.
Едва он вышел, Таня сказала по-русски:
— Вот интересно, Кирилл Степанович… Отец к вам, красной сволочи, относится, в общем, отстраненно и равнодушно, зато я отчего-то люто ненавижу Совдепию и всех вас… Интересная психологическая коллизия, правда?
Он промолчал. Вернулся Флорисьен, сел, закурил, сказал спокойно:
— Если уж о деле — будем предельно откровенны. Поскольку есть лишь два варианта: либо вы покинете этот домик надежно перевербованным, либо вас вынесут холодным. Мне нужно знать все о системе охраны того этажа Лунного дворца, где расположены апартаменты Принцессы. Мне, что важнее, нужно знать, каким образом туда могут войти и, не вызывая подозрений, добраться до нее буквально два-три человека. Ну, а потом должным образом оформим вербовку. Бога ради, не вздумайте меня уверять, будто у вас к ней возвышенные чувства и большая любовь… Ничего подобного, верно? И бережете, трахаете вы ее исключительно по приказу начальства. Сразу скажу: если все пройдет успешно, вы остаетесь в стороне, без малейших подозрений с чьей бы то ни было стороны — хорошие специалисты для того уже разработали железную легенду. В нашу машину врезался грузовик с пьяным водителем — такое даже в столице не редкость — мы с вами остались, в общем, невредимы, но получили сотрясение мозга и лежим сейчас в хорошей клинике, в отдельной палате. И грузовик будет, и столкновение, и разбитый «Рено», а мы с вами и в самом деле, когда дело сладится, отправимся в клинику, врач — свой человек… Вот так обстоят дела. Вы профессионал и прекрасно понимаете, что с вами будет в случае отказа…
Мазур, насколько мог спокойнее, спросил:
— Интересно, а если я вам все навру, и вы провалите дело?
Это не могло служить никакой подсказкой противнику: все же сволочь Флорисьен — хороший профессионал, должен был предусмотреть и такой вариант развития событий…
— Все предусмотрено, — словно прочитавшего мысли, сказал Флорисьен. — Группа отправится в Лунный дворец, едва я получу от вас все сведения. Если вы что наврете, и они провалятся, для вас наступят самые скверные времена жизни. Времени достаточно. Ну, вы будете говорить или гордо молчать?
— Я, пожалуй, выберу второе, — сказал Мазур.
Флорисьен пожал плечами:
— Ну, в таком случае…
Он достал из кармана белого пиджака большой недозрелый банан, хирургические ножницы из матовой стали, ловко срезал верхушку кожуры, обнажив кончик мякоти. Показал фрукт Мазуру:
— С чем это у вас ассоциируется? — и бросил взгляд туда, где рубашка Мазура ничего не прикрывала. — Вижу, поняли. С мужской гордостью. Теперь следите внимательно…
Сделав горизонтальный разрез, он снял колечко зеленой кожуры шириной не более чем в палец. И еще одно. И еще. Произнес словно бы с некоторой скукой:
— Именно этим я для начала и займусь уже не на банане… Кляп, конечно, воткнем. Кровь по мере необходимости будем останавливать — там, в другой комнате, у меня сидит настоящий, дипломированный врач. А потом будет еще хуже… Что скажете?
Мазур молчал. Странно, но он не чувствовал ни страха, ни смертной тоски, хотя в жизни, в весьма нелегких ситуациях, что греха таить, приходилось испытать и то, и другое. Одна безграничная досада на то, что попался так глупо и легко, что именно таким оказался его последний рейс. В голове навязчиво крутилось:
Ни боли, ни досады,
Прощаться мне не надо,
Я - вот он весь.
Да дело и не в этом,
Идём, по всем приметам,
В последний рейс.
Да уж, безусловно последний. Обидно-то как, Господи… Таня вдруг подняла ладонь:
— Нет, погодите, Флорисьен. Покиньте нас на некоторое время.
Красавчик — хотя и явно был удивлен — перечить не стал, видимо, не полагалось. Кивнул и вышел, старательно притворив за собой дверь. С улыбкой глядя на Мазура, Таня изрекла несколько длинных фраз по-французски и по-русски — самая грязная матерщина в адрес Совдепии вообще и Мазура персонально.
— Бог ты мой, Татьяна Илларионовна… — заставил он себя улыбнуться. — Услышать такое из уст княжеской дочери, лицеистки…
58 
