Мэгги снова вернулась в таверну. Какое-то время Шина стояла неподвижно и смотрела на море. Как хорошо, подумала она, что солнце не светит и погода соответствует моему грустному настроению. Ей казалось, что вся ее будущая жизнь будет такой же мрачной и безрадостной.
— Я должна быть сильной ради моей любимой Шотландии, — сказала она себе и пожелала, чтобы пламя патриотизма, которое бушевало в ее груди раньше, придало хотя бы немного огня этим словам.
Девушка повернулась и вошла в таверну. Хозяин встретил ее в дверях, отвесив ей низкий поклон.
, — Комната, которая приготовлена для вас, сударыня, находится в конце коридора, — сказал он.
— Благодарю вас, сударь, — ответила Шина.
Она вошла в комнату и лишь тогда вспомнила, что можно было бы поинтересоваться, когда отправляется корабль, и есть ли для них с Мэгги места. Но затем поняла, что по причине своего подавленного настроения не может и не желает ни с кем говорить.
Ей хотелось остаться одной, чтобы попытаться собраться с духом и приготовиться к тяготам предстоящего путешествия.
Шина подошла к окну. Оно выходило на море. В комнате было тепло, в камине жарко горел огонь. Теперь, когда никто ее не видел, Шина дала волю слезам, которые тут же заструились по ее щекам. Она закрыла дверь и стояла с закрытыми глазами, прислонившись к ней спиной, ощущая невыразимую душевную боль и горькое одиночество.
— Вам действительно так сильно не хочется уезжать из Франции? — послышался знакомый негромкий голос.
Шина онемела от удивления и открыла глаза. Герцог де Сальвуар стоял в дальнем углу комнаты, опираясь руками на высокую резную спинку стула.
— Вы! — воскликнула она. — Не ожидала увидеть вас здесь!
— А я не ожидал увидеть вас в слезах, — ответил герцог.
Он подошел к ней, дотронулся до ее подбородка и приподнял ее голову.
— Вы плачете? Откуда эти слезы? — спросил де Сальвуар.
Она не ответила, не сводя с него глаз, и он добавил нежным голосом:
— Вы не хотите покидать Францию или же вашу любимую королеву?
Шина безыскусно покачала головой, не сумев вымолвить ни слова, и какое-то мгновение была не в силах осознать, что он здесь, рядом с ней.
— Что же? — настаивал герцог.
В его голосе, выражении лица и прикосновении пальцев было что-то, что заставило Шину понять: он все знает. Девушка почувствовала, как к ее щекам прилила кровь, как она начинает дрожать, а ее сердце готово выпрыгнуть из груди.
— Разве вы не можете мне этого сказать? — очень мягко спросил он.
И снова она не смогла ответить. Но теперь его руки обняли ее, а его губы оказались рядом с ее губами.
— Я люблю тебя, глупышка, — сказал он. — Разве ты и впрямь решила, что я отпущу тебя одну или что я вообще куда-нибудь тебя отпущу?
Шина почувствовала, что ее охватывает невыразимая радость. Затем его губы коснулись ее губ, и его поцелуй завладел всем ее существом.
Шина не имела ни малейшего понятия о том, как долго они так стояли. Она лишь знала, что вся комната казалась ей залитой солнечным светом и наполненной ликующими голосами ангелов. Шина знала лишь одно — из пропасти отчаяния она вознеслась в рай, и этот рай был в его поцелуе.
Затем они сели рядом на старую дубовую скамью возле камина.
— Прежде чем уехать из Парижа, мне нужно было закончить свои дела, — начал он. — Первым и самым главным из них было получить разрешение короля на мои новые планы и на нашу предстоящую свадьбу.
— Его… разрешение! — Шина с трудом произнесла эти слова.
— Да, у меня имеется бумага, если ты мне не веришь, — с улыбкой ответил герцог. — Но прежде, чем ты дашь согласие стать моей женой, я хочу кое-что у тебя спросить.
Ее глаза слепило счастье, когда она промолвила:
— Что же?
— Я хочу, чтобы ты поехала со мной, — сказал он и, видя ее удивление, продолжил:
— Да, именно так. Но не в Шотландию, а на самый край света, поскольку именно туда я и отправляюсь и именно туда я возьму с собой тебя, мою юную жену.
— Но я… я ничего не понимаю, — запинаясь, произнесла Шина.
— В новый мир, в Новый Свет, — ответил он. — Мир, который Христофор Колумб открывает для Испании, мир, в котором и Франции уже кое-что принадлежит, и будет принадлежать еще больше.
— И вы отправляетесь туда? — удивленно воскликнула Шина.
— Именно туда и причем надолго, — ответил герцог. — Я устал от Парижа, моя милая Шина. Как и ты, я увидел его злобу, жестокость и лицемерие. Как и ты, я понял, что монархия обречена.