Они беседовали до самой ночи, потом Джоконда устала, но не позволила О’МГ добавить ей немного бодрости «неестественным путём» и предпочла просто поспать. Она уже задремала, когда О’МГ начал осторожно поглаживать центр удовольствия. Джоконда поняла, что происходит, но не возразила. Если бы О’МГ предложил ей это, она бы, конечно, отказалась – не лабораторная крыса всё-таки, да и стыдно заниматься извращениями с собственной шапочкой. Но он промолчал и она промолчала, покачиваясь на волнах наслаждения, которое оказалось взаимным и несравнимым ни с чем, что им обоим когда-либо приходилось испытывать.
* * *
В назначенный срок О’МГ объявил совету директоров, что проблема улажена – Джоки подчинялась.
– И как ты этого добился? – спросил недовольный О’ЙО. Он-то надеялся одним махом избавиться и от соперника, и от его носителя, к которому питал необъяснимую ненависть.
– Люди прекрасно поддаются дрессировке. Я разработал комплекс положительных и отрицательных подкреплений и теперь могу включать и выключать носителя практически мгновенно. Суди сам.
Почти сразу же его лепестки начали розоветь, глаза Джоки стали осмысленными, она уставилась на О’ЙО и спросила изумлённо:
– Йоши, да ты никак сделался дебилом? – имея в виду цвет его шапочки. Но прежде чем ей ответили, Джоки снова превратилась в куклу с зелёным цветком.
– Блестяще! – одобрили всадники.
– Когда придёт в себя, решит, что ей всё показалось, – самодовольно заметил О’МГ. На самом деле они просто договорились, что Джоконда совершенно расслабится в нужный момент, но всадникам незачем об этом знать.
Они думали, что главная опасность позади, но однажды, после очередного совещания, которое Джоконда, как всегда, провела в отключке, О’МГ сообщил, что у них проблемы.
В народе поднялась очередная волна протеста, но если раньше недовольство масс касалось дискриминации «неосёдланных» (люди называли их «пустоголовыми»), теперь появилась иная причина. Некий Комитет Всеобщего Счастья потребовал бесплатной раздачи шапочек. У них даже лозунг был: «Шапочки для всех, даром, и пусть никто не уйдёт пустоголовым!». А ещё Комитет назвал своего главного врага, того, кто мешает установлению райской жизни на планете. Им оказалась Джоконда. Именно она определяет политику «Минг и Скрябин», задирает цены и лишает беднейшие слои населения возможности заполучить шапочку. Будто бы добродушный Чарли и остальные директора компании готовы отдавать товар за гроши, а вот алчная Джоконда возражает.
Это было чистейшей ложью: всадники стремились как можно скорее оседлать всех землян, но ничего не имели против денег, поэтому цены падали – медленно, но верно. Да и человеческую поговорку про бесплатный сыр в мышеловке они знали и потому остерегались навязывать халявное благоденствие.
Джоконда и О’МГ наблюдали трансляции со всей Земли – в мировых столицах то и дело вспыхивали демонстрации, кажущиеся стихийными, но удивительно похожие по набору лозунгов. Везде требовали дармового счастья и проклинали Джоконду. Хотя на митингах бушевали исключительно пустоголовые, О’МГ заподозрил, что беспорядки координируются единым центром, в котором заправляют всадники – уж очень на руку некоторым из них было крушение нынешнего главы компании. Собственно, неясным оставалось только одно: на чьей стороне У’СКР.
О’МГ попытался поговорить со своим ближайшим соратником, но беседы не получилось. Друг, с которым прежде проводили многие часы в необременительной болтовне, теперь всё реже отключал своего носителя для приватных встреч. На все предложения серьёзно обсудить ситуацию отмахивался, утверждая, что ничего страшного не происходит – «толпа диких животных завидует приручённым, как только мы оседлаем всех, проблемы исчезнут».
– Выходит, он в доле, – сказала Джоконда, – но теперь моя очередь выяснять отношения – я должна понять, на чьей стороне Чарли.
– Очевидно, дорогая, что твой драгоценный недоумок не может противостоять всаднику, – О’МГ терпеть не мог Чарли. Началось с того, что, когда Джоконда и Чарли занимались любовью, всадник вынужден был прерывать с ней контакт, потому что в эти часы его одолевали противоречивые эмоции: разделяя с Джокондой её удовольствие, чувствовал отвращение и, пожалуй, ревность. Только однажды он остался, зафиксировал все ощущения Джоконды, а потом, когда Чарли удалился в свою спальню, устроил безобразную сцену: